Министерство высшего образования РФ
Димитровградский Институт Технологии Управления и Дизайна
Кафедра общественных наук
Реферат на тему:
Роль фантазии в творчестве
Выполнила: студентка группы БиА
Симуянова Е.С.
Проверила: Кислякова С.В.
Димитровград 1999г.
Содержание
Введение 3
Карл Густав Юнг о творческой фантазии 4
Литература: 20
Словарь терминов 20
Введение
«... Ты ничего не говоришь и
ничего не выдаешь, о «Улисс»,
но ты задаешь нам работу !..»
Юнг К. Монолог «Улисса»
«Когда бы я ни читал «Улисса», мне на ум всегда приходит китайский рисунок.., на котором изображен человек в позе медитации; из его головы растут еще пять человеческих фигур, и еще по пять вырастают в свою очередь из каждой из этих голов. Эта картинка изображает духовное состояние йога, который уже почти избавился от своего эго и готов перейти в более высокое, более объективное состояние самости. Это состояние «лунного диска, спокойного и одинокого» состояние сат-чит-ананда, сочетание бытия и небытия, конечная цель восточного пути освобождения, бесценная жемчужина индийской и китайской мудрости, превозносимой последователями на протяжении столетий».
«Как психиатр я чувствуя себя почти виноватым перед читателями за то, что оказался вовлеченным в шумиху вокруг Пикассо... И не потому, что художник и его довольно странное искусство кажутся для меня слишком мелкой темой - тем более, что серьезно заинтересовался его литературным собратом, Джеймсом Джойсом. Напротив, к этой проблеме я испытываю острый интерес. Почти двадцать лет я занимался вопросами психологии графического представления психических процессов, то есть, фактически, я уже имею достаточную подготовку, чтобы рассматривать картины Пикассо с профессиональной точки зрения.
Необъектное искусство берет свое содержание непосредственно из «внутрен-него». Это «внутреннее» не соответствует сознанию, поскольку сознание содержит образы объектов в том виде, как мы их обычно видим, и чей облик таким образом необходимо совпадает с ожидаемым. Объект Пикассо, тем не менее, отличается от ожидаемого - причем настолько, что кажется вообще несоответствующим никакому объекту из нашего опыта. Его работы... демонстрируют растущую тенденцию к от-клонению от эмпирических объектов и увеличению числа тех элементов, которые не соответствуют никакому внешнему опыту и происходят из «внутреннего», располо-женного позади сознания - или, как минимум, позади того сознания, которое, как универсальный орган восприятия, служит надстройкой над пятью чувствами и направлено вовне. Позади сознания лежит не абсолютная пустота, которая воздействует на сознание изнутри и из-за него так же, как внешний мир воздействует на него спереди и снаружи. Таким образом, те живописные элементы, которые не находят никакого «внешнего» соответствия, имеют «внутренний» источник...».
«Тайна творчества, так же, как и тайна свободы воли, является трансцеден-тальной проблемой, которую психолог не способен решить, но может только описать. Творческая личность также является головоломкой, которую мы сможем поворачивать разными сторонами, но всякий раз безрезультатно. Тем не менее, современные психологи не отказались от исследования проблемы художника и его искусства...» (3).
Цитаты о психологии творческого процесса, психологии рождения творческой фантазии, приведенные выше, взяты из аналитических работ швейцарского психолога Карла Густава Юнга (1875 - 1961), переведенных на русский язык всего лишь тринадцать лет назад (1983). О Юнге знали тогда лишь в тесных кругах сторонников и противников цюрихской школы. Даже в родном городе этот «отставной приват-доцент психиатрии» не числился среди местных знаменитостей, гордиться которыми так любят швейцарцы.
Карл Густав Юнг о творческой фантазии
Карл Густав Юнг принадлежал к тому поколению мыслителей, которое сфор-мировалось в конце прошлого века, приступило к творческой деятельности в начале нашего века, главные свои открытия сделало между двумя мировыми войнами и, кстати, создало тот интеллектуальный климат, в котором, сами того не осознавая, мы живем до сих пор.
Рассел и Гессе, Хайдеггер и Пикассо, Эйнштейн... Можно было бы подобрать и совсем иные имена тех мыслителей, что родились примерно век назад и отрицали своим научным, художественным, политическим, богословским творчеством заветы XIX века. Но корнями это поколение связано именно с духовной атмосферой конца прошлого столетия. К концу прошлого века в сознании миллионов людей, пожалуй, впервые в истории человечества научное знание заняло доминирующее положение. Распространение городской цивилизации, индустрии и железных дорог, университетов и лабораторий, школьно­го образования, медицины, парламентаризма и прочих рациональных нововведений было тесно связано с «расколдовавшей» мир наукой, открывшей человечеству перспективу безгра­ничного прогресса. Подобно тому, как на место «героической лени» уходящего в небытие вмес­те со всеми «вишневыми садами» феодального сословия явился деятельный буржуа, труже­ник науки отвоевывал позиции у священно­служителя. Религиозный культ утратил значе­ние для большей части образованных евро­пейцев: религия, особенно в протестант­ских странах, стала инструментом поддержа­ния морали, правил поведения, социальных институтов.
О морали викторианская эпоха заботилась куда больше, чем о загробном спасении, либеральная теология сделала Иисуса проповедником буржуазных добродетелей. Не только социалисты, но и носители совсем иных идей (скажем, Достоевский в «Зим­них заметках о летних впечатлениях») видели в этом религиозном морализаторстве лишь попытку оправдания норм буржуазной культу­ры. Один из мотивов в учении Фрейда о вытес­ненных в бессознательное влечениях мог возникнуть только в культуре, которая втай­не опиралась на подавление всего природ­ного, - не Фрейд изобрел, будто под покровом культурных ценностей таятся враждебные культуре влечения. Сама цивилизация, при­крывающая эгоистическое стремление к при­были высокими словами об идеалах и цен­ностях, дисциплинирующая своих членов шко­лой, производством, казармой, «рациональны­ми» судопроизводством, тюрьмой, моральными предписаниями, оказалась прообразом инди­видуальной психики для Фрейда.
В искусстве того времени господствовали реализм и натурализм, в философии, считав­шейся «служанкой науки»,- естественнонауч­ный материализм. Но пробивались и первые ростки совсем иного мироощущения. Их лег­ко отыскать у «проклятых поэтов», импрессионистов и символистов. Духовная жизнь восточных цивилизаций, прежде всего Индии, становится известной не только узким специа­листам, появляются теософия Блаватской, за­тем - антропософия Р. Штейнера. Отказав­шиеся от христианской религии европейцы неожиданно начинают заниматься «столоверчением», беседовать посредством медиума с духами - словом, появляются весьма стран­ные «плоды просвещения».
Неудовлетворенность механически позити­вистской картиной мира возвращает одних к религии: если правы наука и светская культура, то жизнь теряет всякий смысл. Других - к «философии жизни». В преддверии первой мировой войны европейские интеллектуалы заново откроют полузабытые сочинения Кьеркегора. Но пока что рационализму науки противопоставляется не «экзистенция», а «жизнь», понимаемая то как «воля к власти» (Ницше), то как космический «жизненный порыв» (Бергсон), то как мир переживаний (Дильтей). Законами механики не объяснить ни внутреннего мира человека, ни «народной души», ни эволюции живой природы, ни поведения самого примитив­ного организма. «Жизнь» есть вечное становление, оно алогично, поскольку гераклитовский поток не признает даже закона тож­дества. Жизнь непостижима. Для разума с его абстракциями требуется интуиция, улав­ливающая мир целостно, без умертвления жизни анализом.
Для Юнга именно этот круг идей оказался определяющим. Биология и психо-логия интер­претировались им в духе «философии жизни» Шопенгауэра и Ницше, видевших и в разуме, и в культуре проявление таинственных жизнен­ных сил. Именно с ними имели дело мис­тики и духовидцы всех времен и религий. Наука права в своей критике религии как совокупности догматов, требующих слепой ве­ры. Но религия есть прежде всего опыт таин­ственного, страшного, безмерно превосходя­щего челове-ка; подлинная наука о человеке также должна обратиться к этому опыту.
Юнг принадлежал немецкой культуре, для которой был особенно характерен интерес к «ночной стороне» существования. Еще в начале прошлого века романтики обратились к мифологии и народным сказаниям, средневековой мистике Экхарта и алхимической теологии Беме. Врачи-шеллигианцы (Карус) уже пытались применять представления о бессознательном для лечения больных; в музыке Вагнера, в философии Ницше, в трудах биологов-виталистов лежат корни главных идей Юнга.
Ядром философии Юнга, являющейся фундаментом для всех остальных «над-строек», - теория коллективного бессознательного. Учение о коллективном бессозна­тельном переплетается с жизнью - слова Юнга о том, что психология «имеет характер субъективной исповеди», возникли не на пустом месте.