Содержание
Введение.
Часть I - Герцен.
Право человека на бунт.
Революционная Россия.
Сознание русского народа.
Часть II - Достоевский.
Религиозно- нравственные идеи.
Нравственно-эстетические философские взгляды Достоевского.
Вывод.
Ссылки.
Список литературы.
Введение.
Русских демократических деятелей середины XX века часто называют просветителями. Это верно, но только отчасти. Классические просветители исхо­дили из здравого смысла, который должен диктовать свои законы действительности. Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов и Достоевский уже прекрасно понима­ли, что реальность хитрее, умнее самого глубокого ума, что смысл не в нашей голове, а в объективном мире (как, впрочем, и бессмысленность тоже).
Положение о том, что разум не в нашей голове только, но и в самой реальности, могут разделять как идеалисты, так и материалисты. Но для идеалистов разум безусловно и однозначно выше реальности (он сотворил ее, он вечен, тогда как материя преходяща). Материалисты (умные, разумеется, а не вульгарные) видят более сложное отношение между разумом и действительностью. С их точки зрения, и материя, то есть обыкновенный человек, субъект, индивид, имеет свои права. Больше того, счастье отдельного, малень­кого человека - это самоцель, а не простое средство для воплощения мирового духа.
А если материя имеет свои несомненные права, если личность сама по себе самоцель, то она имеет право и на защиту своих интересов, на восстание против несправедливого порядка вещей. Но восстание только тогда оправдано, когда оно выражает новый, более высокий разум самой действительности.
Часть I
Право человека на бунт.
Как видим, и Ницше, и русские демократы при­шли к выводу о праве личности отрицать существую­щий порядок вещей. Но у Ницше это право более сильного (аристократичного, благородного) на попра­ние низшего. Ибо объективного разума, объективной справедливости просто не существует. Поэтому Ниц­ше - нигилист. Поэтому Ницше за бунт, но, безусловно, против революции. Причем это бунт против всего мира, против действительности как таковой.
Согласно Герцену, человек выде­лился из природы и противопоставил себя, свои цели природе. В этом смысле он тоже имеет право на борьбу с природой, с несправедливыми общественными по­рядками, которые существуют объективно по отноше­нию к личности как вторая природа. В своем замеча­тельном философском произведении «Письма об изу­чении природы» Герцен (1812-1870) доказывает, что человек отделяется от природы, в известном смысле противостоит ей - потому, что является ее необходимым собственным дополнением и продолже­нием. "Природа, - пишет Герцен, - не заключает в себе всего смысла своего - в этом ее отличительный характер; именно мышление и дополняет, развивает его природа - только существование и отделяется, так сказать, от себя в сознании человеческом, для того чтобы понять свое бытие, мышление делает не чуждую добавку, а продолжает необходимое развитие, без которого вселенная не полна, - то самое развитие, которое начинается со стихийной борьбы, с химического сродства и оканчивается самопознаю­щим мозгом человеческой головы"1
Таким образом, право человека на бунт, вернее, на революцию - это право самой природы, которое она доверила или передоверила человеку как своему необходимому дополнению. Но если революция, - то есть сознательное изменение действительности по­средством отрицания ее - не просто отрицает реаль­ность, а является тем средством, без которого сама реальность не может дорасти до своего разума, своего понятия, как сказал бы Гегель, то революция каче­ственно отлична от нигилистического бунта, является его прямой противоположностью. Нигилистический бунт отрицает все, потому что ни в чем не видит ни разума, ни добра, ни красоты. «Бог умер», - сказал Ницше. Напротив, революционер черпает свое отри­цание из самой реальности, которая нуждается в революционном изменении человеком для своего дальнейшего роста, развития”. Разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе, - продолжает Герцен - ... законы мышления - осо­знанные законы бытия, что, следственно, мысль ни­сколько не теснит бытия, а освобождает его..“ 2
Для Ницше насилие есть альфа и омега бунта, бунт не опирается ни на какое право, кроме права сильнейшего, права сверхчеловека. Для русских ре­волюционных демократов революция подобна пови­вальной бабке, которая освобождает уже заключен­ную в реальности мысль, объективный смысл, кото­рый, однако, без помощи революции не мог бы по­явиться на свет, и реальность стала бы разлагаться, как народившийся ребенок в утробе матери. Другими словами, революционное насилие понимается здесь так же, как понимал свою роль Сократ: умен не я, говорил он своим ученикам, умны вы, а я только помогаю вашим мыслям появиться на свет, как это делает повивальная бабка.
Революционная Россия.
Вместе с тем Герцен догадывался, что “революция в России будет ужасной, разрушительной, рождающей не разум, а выпускающей на волю адскую энергию неразумия”3. Причина этого в том, что народ веками удерживался и рабском состоянии, он дик и невежествен. И не только терпеть, а превращать неразумное и дикое в подлин­ный народ, то есть силу сознательную, ставшую ра­зумной силой самой реальности. Такой революцион­ный народ разрушает только то, что должно быть разрушено, но главная его цель не разрушение, а рождение нового, доброго, разумного.
Предшествующие революционные движения на Западе были сопряжены с колоссальными жертвами и разрушениями. Вспомним Тридцатилетнюю войну начала XVII века, крестьянское восстание в Германии под предводительством Мюнцера, так называемые «сентябрьские убийства» во время Французской ре­волюции, когда бедняки вырезали аристократию с чудовищной жестокостью, не щадя ни детей, ни беременных женщин, расправы пугачевцев в России.
При Николае I многие из его окружения, как, например, шеф жандармов Дубельт, были уверены, что революция низов России не грозит, ибо царь и народ едины. Это убеждение имело некоторые осно­вания, недаром Герцен называл Россию XIX века «царским коммунизмом», «казачьим коммунизмом». Русская поземельная община исключала частную собственность на землю, и царь со своей государст­венной машиной был до известной степени гарантом сохранения такого положения. Вот почему Герцен и Чернышевский обращались к царю-«освободителю». Герцен посылал ему письма, а Чернышевский издал адресованные Александру II «Письма без адреса».
Русские демократы убеждали царя, революцию в России можно предотвратить только одним путем - осуществив ее, подобно Петру Великому, сверху. Про­грамма революции сверху включала в себя наделение крестьян землей, окончательное освобождение от тя­желого наследия крепостного права и просвещение народа. Причем просвещение предполагало не только строительство школ, больниц, но и уравнивание крестьян в гражданских правах с помещиками. Одним из главных средств воспитания народа мыслилась новая национальная политика. Ведь если другие народы в России останутся на положении инородцев, то это бумерангом ударит, прежде всего по русскому народу, внушит ему шовинистическое, развращающее созна­ние. Тот, кто воспитывает в своем народе шовинизм и прочие пороки, пусть потом не жалуется на погро­мы и жестокости, обращенные против самих «воспитателей».
Сознание русского народа.
Увы, ответом на эти письма Герцена было жестокое подавление Польши, требовавшей для себя таких прав, как, например, преподава­ние в школе на родном языке кстати, этого права Польша не получила вплоть до 1917 года.
Ситуация, таким образом, русским демократам казалась совершенно безнадежной. С одной стороны, революция неизбежна, потому что верхи не идут на разумные меры, не хотят реального компромисса с низами. С другой, в низах копится разрушительная колоссальная энергия, злоба, обращенная не просто против верхов, но против культуры, цивилизации - адская нигилистическая энергия. И правительство не делает ничего, чтобы просветить народ, напротив, загоняет его в бунт, бессмысленный и беспощадный. Просветительская деятельность демократов насильственно прерывается, -печатные издания Герцена не доходят до народа остающегося в большинстве своем неграмотным.
Надо продолжать свое безнадежное дело - результаты когда-нибудь скажутся. Продолжать не по причине веры в абсурд, а в то, что объективный разум все же существует. Но эта вера в разум истории не избавляет русских демократов от скорби по бесцельно сгубленным жизням. Противоречие между реальным безжалостным ходом истории, которая движется не работою умных людей, а глупостями дураков и невежд, и отдельной личностью, гибнущей в ходе безжалостного мирового разума, это противоречие Герцен сознает не с меньшей болью и ясностью, чем Кьеркегор. Но вывод его другой.
Его, как и Кьеркегора, не утешает, что когда-нибудь в далеком будущем установится гармония и справедлив