Тема Родины в творчестве Федора Абрамова "Пряслины"
  Первые два романа: "Братья и сестры" и "Две зимы и три лета", вместе с романами "Пути-перепутья" и "Дом" составляют тетралогию "Братья и сестры", или, как назвал их Федор Абрамов, "роман в четыpеx книгах".
Объединенные общими героями и местом действия (северное село Пекашино) , эти книги повествуют о тридцатилетней судьбе русского северного крестьянства, начиная с военного 1942 года. За это время состарилось одно поколение, возмужало второе и подросло третье. И сам автор обретал мудрость со своими героями, ставил все более сложные проблемы, вдумывался и вглядывался в судьбы страны, России и человека. Более двадцати пяти лет создавалась тетралогия (1950-1978) . Более двадцати пяти лет не расставался автор с любимыми героями, искал вместе с ними ответа на мучительные вопросы: да что же такое, эта Россия? что мы за люди? почему мы буквально в нечеловеческих условиях сумели выжить и победить врага и почему в мирное время не смогли накормить людей, создать подлинно человеческие, гуманные отношения, основанные на братстве, взаимопомощи, справедливости?
Эти вопросы начинают открыто обсуждаться лишь ныне. Тетралогия "Братья и сестры", как и все творчество Абрамова подготавливала общество социально-философски и нравственно к сегодняшним переменам. Хотя все книги объединены в тетралогию, но каждая из них представляет, как подчеркивал не раз автор, законченное художественное целое. Поэтому возможно рассматривать каждый роман отдельно.
  БРАТЬЯ И СЕСТРЫ О замысле первого романа Федор Абрамов неоднократно рассказывал на встречах с читателями, в интервью, в предисловиях. Чудом уцелев после тяжелого ранения под Ленинградом, после блокадного госпиталя, летом 1942 года во время отпуска по ранению он оказался на родном Пинежье. На всю жизнь запомнил Абрамов то лето, тот подвиг, то "сражение за хлеб, за жизнь", которое вели полуголодные бабы, старики, подростки. "Снаряды не рвались, пули не свистели. Но были похоронки, была нужда страшная и работа. Тяжкая мужская работа в поле и на лугу". "Не написать "Братья и сестры" я просто не мог... Перед глазами стояли картины живой, реальной действительности, они давили на память, требовали слова о себе. Великий подвиг русской бабы, открывшей в 1941 году второй фронт, быть может, не менее тяжкий, чем фронт русского мужика, как я мог забыть об этом" Первым изъяснением любви, сострадания и восхищения русской северной крестьянкой стал роман "Братья и сестры".
Восемь лет вызревал замысел романа. Кончилась война, Абрамов вернулся доучиваться в Ленинградский университет, закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, стал работать на кафедре советской литературы. Все эти годы он думал о романе, мечтал о писательстве, но долг перед семьей старшего брата, которая нуждалась в помощи, не давал возможности целиком посвятить себя литературе.
Абрамов начал писать первые главы в летние каникулы 1950 года на хуторе Дорище Новгородской области при вдохновенной поддержке своего верного друга художника Ф. Мельникова, отдыхавшего с семьей на том же хуторе. Шесть лет во время каникул, в выходные дни, вечерами и даже ночами работал Абрамов над романом. Одновременно читал лекции, писал статьи.
Одна из статей "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе" была полемически направлена против лакировочных тенденций в литературе тех лет, против сусально идеализированного изображения деревни. Вывод статьи — "Только правда прямая и нелицеприятная" — стал писательским кредо Абрамова. Позднее он уточнит: "... Подвиг человека, подвиг народа измеряется масштабом содеянного, мерой жертв и страданий, которые он приносит на алтарь победы".
Об эмоциональном накале писательского труда Абрамова говорит запись в дневнике 15 октября 1955 года: "Сегодня всю ночь не спал, забылся в пятом часу... Неожиданно приоткрылась сцена кражи, страдания Мишки, переживания и благородства Мишки. Долго она не давалась. Утром я вставал злой, с тяжелой, мутной головой. Надо было готовиться к лекции. Но едва я сел за стол, как снова нахлынуло вчерашнее чувство; мне пришлось оставить лекции и записывать сцену с пропажей зерна. Мишка получается великолепен. Кажется, у нас такого подростка еще не было в литературе, да притом в литературе для взрослых. Детский мир у нас глухой стеной отгорожен от взрослого. А ведь в жизни не так одна бурлящая повседневная гуща".
Роман не сразу нашел благосклонных издателей. "Два года его отфутболивали редакции", вспоминал писатель. Не приняли его журналы "Октябрь", "Новый мир". "Братья и сестры" увидели свет в 1958 году в журнале "Нева" И тут совершилось почти чудо. Роман сразу был встречен критикой доброжелательно. За 1959-1960 годы появилось более тридцати рецензий в газетах и журналах. В 1959 году он вышел отдельной книгой в Лениздате, в 1960-м в "Роман-газете", а в 1961-м был переведен и превосходно издан в Чехословакии.
Были недовольства среди земляков, которые узнавали в некоторых героях свои приметы. Тогда Абрамов, может быть, впервые ощутил, как трудно говорить правду о народе самому народу, развращенному как лакировочной литературой, так и пропагандистски хвалебными речами по его адресу.
Абрамов писал из Верколы Ф. Мельникову 6 июня 1950 года: "Земляки меня встретили хорошо, но некоторые едва скрывают досаду: им кажется, что в моих героях выведены некоторые из них, причем выведены не совсем в лестном свете. И бесполезно разубеждать. Кстати, знаешь, на что опирается лакировочная теория, теория идеального искусства? На мнение народное. Народ терпеть не может прозы в искусстве. Он и сейчас предпочтет разные небылицы трезвому рассказу о его жизни. Одно дело его реальная жизнь, и другое дело книга, картина. Поэтому горькая правда в искусстве не для народа, она должна быть обращена к интеллигенции. Вот штуковина: чтобы сделать что-нибудь для народа, надо иногда идти вразрез с народом. И так во всем, даже в экономике". Эта трудная проблема будет занимать Абрамова все последующие годы. Сам писатель был уверен: "Народ, как сама жизнь, противоречив. И в народе есть великое и малое, возвышенное и низменное, доброе и злое". "Народ жертва зла. Но он же опора зла, а значит, и творец или, по крайней мере, питательная почва зла", — размышляет Абрамов.
Первые рецензенты "Братьев и сестер" отмечали мужество Абрамова, сумевшего достойно рассказать о трагедии народной, о бедах и страданиях, о цене самопожертвования рядовых тружеников. Абрамов сумел "взглянуть в душу простого человека", он ввел в литературу целый пекашинский мир, представленный разнообразными характерами. Не будь последующих книг тетралогии, все равно остались бы в памяти семья Пряслиных, Анфиса, Варвара, Марфа Репишная, Степан Андреянович.
Словом, Абрамов вошел в литературу не как новичок, начинающий писатель, а сразу как зрелый и самобытный художник. И это не случайно, ибо формировался, складывался писатель Абрамов давно. Он сам подчеркивал: "Писатель это судьба, биография" За плечами автора романа "Братья и сестры" была трудная судьба-биография: Был трагедийный опыт деревенского подростка, испытавшего беды коллективизации и полуголодного существования 1930-х годов, был ранний опыт безотцовщины и братской взаимопомощи, был опыт ополченца-фронтовика, а затем опыт человека, воочию, на своих земляках, на семье брата столкнувшегося с послевоенным лихолетьем, с бесправным положением крестьянина, лишенного даже паспорта, почти ничего не получающего на трудодни и платившего налоги за то, чего у него не было. Наконец, был опыт ученого-преподавателя и критика-публициста. За статью "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе" ему предъявляли политические обвинения. Но он отстаивал свою правоту. Заканчивался роман на волне тех событий, которые связаны с XX съездом партии, с разоблачением культа личности. Это окрыляло, давало возможность говорить о наболевшем.
Абрамов пришел в литературу не только с огромным жизненным опытом, с убеждениями заступника народного, но и со своим словом. В романе "Братья и сестры" мощно зазвучала живая многоголосая народная речь, усвоенная писателем с детства и всегда питавшая его книги. Поначалу нелегко было Абрамову утверждать свою языковую стихию. Редакторские пуристы пытались выравнивать, подгонять под шаблон его слово. Но и здесь он оставался непреклонен.
Несомненно, были в романе и недостатки. Их видел сам автор. И все собирался доработать роман, внести необходимые коррективы. В личном архиве писателя сохранились объемистые папки с заметками для доработки всех четырех книг тетралогии, в том числе и первой книги. Всестороннее изучение этих материалов — дело будущего. Сейчас возможно наметить лишь главные направления творческой мысли писателя, кратко остановиться на тех заметках, которые проясняют и углубляют социально-философскую проблематику романа, свидетельствуют о неутомимых исканиях художника.
Заметки возникали в разные годы: сразу после публикации книги, в 1958 году, и в последующие годы, когда он работал над другими книгами (1962,1965,1967,1971-1976) , и тогда, когда была зав