РОМАННОСТЬ В ЛИРИКЕ
АХМАТОВОЙ
Лирика Ахматовой периода ее первых книг ("Вечер","Четки","Белая стая")- почти исключительно лирика любви. Ее новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционно вечной,многократно и, казалось бы до конца разыгранной теме.
Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов,опубликованных еще в "Аполлоне",но,к сожалению,тяжелое знамя акмеизма,под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный,оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи то с акмеизмом,то с символиз-
мом,то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план лингвистческими или литературоведческими теориями.
Выступавший на вечере Ахматовой( в Москве в 1924 году), Леонид Гроссман остроумно и справедливо говорил: "Сделалось почему - то модным проверять новые теории языковедения и новейшие направления стихологии на "Четках" и "Белой стае". Вопросы всевозможных сложных и трудных дисциплин начали разрешаться специалистами на хрупком и тонком материале этих замечательных образцов любовной элегии.К поэтессе можно было применить горестный стих Блока: ее лирика стала "достоянием доцента".Это, конечно, почетно и для всякого поэта совершенно неизбежно, но это менее всего захватывает то неповторяемое выражение поэтического лица, которое дорого бесчисленным читательским поколениям".
И действительно , две вышедшие в 20-х годах книги об Ахматовой,одна из которых принадлежала В.Виноградову,а другая Б.Эйхенбауму,почти не раскрывали читателю ахматовскую поэзию как явление искусства,то есть воплотившегося в слове человеческого содержания.Книга Эйхенбаума,по сравнению с работой Виноградова,конечно,давала несравненно больше возможностей составить себе представление об Ахматовой - художнике и человеке.
Важнейшей и,может быть,наиболее интересной мыслью Эйхенбаума было его соображение о "романности" ахматовской лирики,о том,что каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман,имеющий к тому же в своем генеалогическом древе русскую реалистическую прозу. Доказывая эту мысль,он писал в одной из своих рецензий: "Поэзия Ахматовой - сложный ли-
рический роман. Мы можем проследить разработку образующих его повествовательных линий,можем говорить об его композиции,вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытыва-
ли характерное чувство интереса к сюжету - к тому,как разовьется этот роман".
О "романности" лирики Ахматовой интересно писал и Василий Гиппиус(1918). Он видел разгадку успеха и влияния Ахматовой(а в поэзии уже появились ее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее любовной лирики в том,что эта лирика пришла на смену умершей или задремавшей в то время форме романа. И действительно, рядовой читатель может недооценить звукового и ритмического богатства таких,например,строк:"и столетие мы лелеем еле слышный шорох шагов",- но он не может не плениться своеобразием этих повестей - миниатюр, где в немногих строках рассказана драма. Такие миниатюры - рассказ о сероглазой девочке и убитом короле и рассказ о прощании у ворот(стихотворение "Сжала руки под темной вуалью..."),напечатаный в первый же год литературной известности Ахматовой.
Потребность в романе - потребность,очевидно,насущная. Роман стал необходимым элементом жизни,как лучший сок,извлекаемый,говоря словами Лермонтова,из каждой ее радости. В нем увековечивались сердца с неприходящими
особенностями,и круговорот идей, и неуловимый фон милого быта. Ясно,что роман помогает жить. Но роман в прежних формах, роман, как плавная и многоводная река, стал встречаться все реже,стал сменяться сначала стремительными ручейками("новелла"),а там и мгновенными "гейзерами". Примеры можно найти, пожалуй,у всех поэтов: так, особенно близок ахматовской современности лермонтовский "роман" - "Ребенку",с его загадками,намеками и недомолвками. В этом роде искусства,в лирическом романеминиатюре, в поэзии "гейзеров" Анна Ахматова достигла большого мастерства. Вот один из таких романов:
" Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнул-
ся. Полулаского, полулениво Поцелуем руки коснулся. И
загадочных древних ликов На меня посмотрели очи. Де-
сять лет замираний и криков. Все мои бессонные ночи Я
вложила в тихое слово И сказала его напрасно. Отошел
ты. И стало снова На душе и пусто и ясно".
Смятение.
Роман кончен. Трагедия десяти лет рассказана в одном кратком событии, одном жесте,взгляде, слове.
Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой, принципиально не завершены и подходили не столько на маленький роман в его, так сказать, традиционной форме, сколько на случайно вырванную страничку из романа или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющей читателя додумывать то, что происходило между героями
прежде.
" Хочешь знать, как все это было?- Три в столовой проби-
ло, И прощаясь, держась за перила, Она словно с трудом
говорила: "Это все... Ах, нет, я забыла, Я люблю вас,
я вас любила Еще тогда!" "Да"."
Хочешь знать, как все это было?
Возможно, именно такие стихи наблюдательный Василий Гиппиус и называл "гейзерами", поскольку в подобных стихах - фрагментах чувство действительно как бы мгновенно вырывается наружу из некоего тяжкого плена молчания,
терпения, безнадежности и отчаяния
Стихотворение "Хочешь знать, как все это было?.." написано в 1910 году, то есть еще до того, как вышла первая ахматовская книжка "Вечер"(1912), одна из самых характерных черт поэтической манеры Ахматовой в нем уже выразилась в очевидной и последовательной форме. Ахматова всегда предпочитала "фрагмент" связному, последовательному и повествовательному рассказу,
так как он давал прекрасную возможность насытить стихотворение острым и интенсивным психологизмом;кроме того, как ни странно, фрагмент придавал изображаемому своего рода документальность: ведь перед нами и впрямь как бы не то отрывок из нечаянно подслушанного разговора, не то оброненная за-
писка, не предназначавшаяся для чужих глаз. Мы, таким образом, заглядываем
в чужую драму как бы ненароком, словно вопреки намерениям автора, не пред-
полагавшего нашей невольной нескромности.
Нередко стихи Ахматовой походят на беглую и как бы даже не "обработан-
ную"запись в дневнике:
" Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов И стертые карты
Америки. Не любил, когда плачут дети, Не любил чая с
малиной И женской истерики.
...А я была его женой".
Он любил...
Иногда такие любовные "дневниковые" записи были более распространенными, включали в себя не двух, как обычно, а трех или даже четырех лиц, а также какие-то черты интерьера или пейзажа, но внутренняя фрагментарность, похожесть на "романную страницу" неизменно сохранялась и в таких миниатюрах:
" Там тень моя осталась и тоскует, Все в той же синей
комнате живет, Гостей из города за полночь ждет И об-
разок эмалевый целует. И в доме не совсем благополуч-
но: Огонь зажгут, а все-таки темно... Не оттого ль хо-
зяйке новой скучно, Не оттого ль хозяин пьет вино И
слышит, как за тонкою стеною Пришедший гость беседует
со мною".
Там тень моя осталась и тоскует...
В этом стихотворении чувствуется скорее обрывок внутреннего монолога, та текучесть и непреднамеренность душевной жизни, которую так любил в своей психологической прозе Толстой.
Особенно интересны стихи о любви, где Ахматова - что, кстати, редко у нее - переходит к "третьему лицу", то есть, казалось бы, использует чисто повествовательный жанр, предполагающий и последовательность, и даже описательность, но и в таких стихах она все же предпочитает лирическую фрагментарность, размытость и недоговоренность. Вот одно из таких стихотворений, написанное от лица мужчины:
" Подошла. Я волненья не выдал, Равнодушно глядя в ок-
но. Села словно фарфоровый идол, В позе, выбранной ею
давно. Быть веселой - привычное дело, Быть внима-
тельной - это трудней... Или томная лень одолела После
мартовских пряных ночей? Утомительный гул разговоров,
Желтой люстры безжизненный зной И мельканье искусных
проборов Над приподнятой легкой рукой. Улыбнулся
опять собеседник И с надеждой глядит на нее... Мой
счастливый богатый наследник, Ты прочти завещанье
мое".
Подошла. Я волненья не выдал...