Содержание
1. Введение
2. Аграрный и политический строй пореформенной России
3. Время и реформы С. Ю. Витте
4. Путь Столыпина
5. Столыпинская аграрная реформа
6. Заключение
7. Список литературы
1. ВВЕДЕНИЕ
Каждое время для истории России было по-своему судьбоносным. Однако, отдельные периоды можно назвать определившими дальнейшую жизнь народа страны на долгие годы. Одним из таких важнейших этапов Российской истории были вторая половина XIX века и начало XX века; время развития революционного движения.
Мы совсем не знаем страну, отделенную от нас Октябрем 1917 года. Не знаем потому, что смесь правды и лжи, которую мы впитывали под названием "отечественная история", вкупе с умолчаниями и провалами, когда речь шла о самых драматичных страницах российского бытия, больше всего исказила в людском восприятии как раз годы, предшествующие революции.
На политической арене действовали в это время, конечно, не только представители революционного движения. Но политические деятели, принадлежавшие к противостоящему большевикам лагерю, ранее изображались, как правило, искаженно, а зачастую просто оглуплялись, окарикатуривались. Между тем на исторической сцене в тот период действовали яркие и сильные исторические личности, придерживавшиеся различных общественно-политических взглядов, отражавших все цвета тогдашнего достаточно пестрого политического спектра. И не зная этих людей, нельзя понять глубинной сути происходивших в стране процессов.
Невозможно определить свое отношение ко всем тем, кто был в царском окружении, правительстве, проводил политику царизма в губерниях; особенно интересны те люди, которые внесли существенный вклад в решение главного для царской России вопроса - аграрного. Наиболее яркие личности того времени, конечно, С. Ю. Витте и П. А. Столыпин.
2. АГРАРНЫЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ
Для аграрного устройства капиталистической России было характерно два наиболее крупных явления: раздутые помещичьи латифундии и крестьянская община.
Есть спор о том, насколько капиталистически переродились помещичьи хозяйства. Автор [3] считает, что это перерождение не зашло слишком далеко. В ту пору, до тракторов, вести чисто капиталистическое хозяйство на больших площадях было просто нерентабельно.
В своих экономических работах В. И. Ленин называл оптимальным владение 500 десятинами земли. Более значительные имения он считал докапиталистическими латифундиями. Между тем, площадь некоторых из них достигала нескольких тысяч десятин.
Многоземелье помещиков было оборотной стороной крестьянского малоземелья. Крестьяне были вынуждены арендовать часть помещичьих земель. За это они были обязаны со своими лошадьми и инвентарем обработать у помещика определенные участки. Это называлось "отработкой". Практиковались также "испольщина" (половина выращенного и собранного крестьянином урожая шла помещику) , "земельный наем" (договор о найме заключался зимой, когда у крестьянина кончался хлеб) и прочие кабальные, полукрепостнические формы эксплуатации. Только их наличие и позволяло существовать латифундиям.
Крестьянская община это еще более древний институт, чем латифундия. В нашей публицистике утвердился очень односторонний взгляд на общину. Так А. Пушкарь в газете "Известия" за 14.02.90 пишет: "община была осколком первобытнообщинного строя, идеальным механизмом для фискального полицейского надзора". В. Гавричкин - "Известия"(4.03.90) : "община - это осколок феодальных отношений". По-видимому, журналисты, используя наиболее хлесткие определения, оставались в плену прежних представлений об общине. Более глубокое изучение фактов и документов приводит в настоящее время многих историков к другим выводам. Да, в пореформенную эпоху община была пережиточным явлением. Многие, в том числе и сами крестьяне, ругали ее за косность и рутину. Но почему-то получалось всегда так, что в изменившихся условиях менялась и община. Еще в период феодализма община многое сделала для утверждения трехпольной системы земледелия вместо беспорядочного засевания одних и тех же площадей.
Затем, после реформы 1861 года наступил сравнительно благоприятный для крестьянского хозяйства период: распались крепостные цепи, малоземелье еще не очень ощущалось, цены на хлеб держались высокие. И в громадном большинстве общин, в целых регионах, прекратились земельные переделы. Более того, стихийно начался процесс формирования частной собственности на общинную землю. Ее стали продавать, завещать по наследству и т.п.
Но в 80-90 годах XIX века обстановка резко изменилась.
Разразился мировой сельскохозяйственный кризис, и помещики поспешили переложить убытки на крестьян. Выросло крестьянское население, и на общинных землях стало тесно. Наконец, случился ряд неурожайных лет (особенно сильный неурожай был в 1891) . Встал вопрос о физическом выживании крестьян. И община после нелегкой внутренней борьбы вынуждена была возобновить переделы. Тогда же появился самый уравнительный вид разверстки земли - по едокам.
Но сразу же встал и другой вопрос: как переделять землю, если один крестьянин всегда удобрял свои полосы, а другой довел их до истощения? Долго и горячо обсуждался этот вопрос, и решение, похоже, было найдено. В Пензенском архиве обнаружен такой документ: "Мы, крестьяне, - говорилось в приговоре села Никольского, - должны землю удобрять назьмом, а если по истечении 12-летнего срока земля будет поделяться, и окажутся участки неуназьменными, то при разделе нерадивому домохозяину возвратить тот самый участок, который не был им удобрен в течение 12 лет".
Голодные годы многому научили, и с конца XIX века в ряде нечерноземных губерний крестьяне начали отказываться от трехпольной системы и всем обществом переходить к многопольным севооборотам с высевом кормовых трав. Правда этот процесс шел медленно. Но ведь в сельском хозяйстве медленное, но неуклонное накопление новых явлений - залог нового развития.
Таким образом, община не была ни "сколком", ни "осколком".
Она жила богатой внутренней жизнью.
Община - явление не исключительно русское, а мировое. В Европе она исчезла сравнительно рано, в России просуществовала до коллективизации, а во многих странах Востока все еще сохранилась.
Некоторые общинные традиции до сих пор живы в развитых странах (например, в Голландии - Абрамов: "Как я был фермером в Голландии", Известия 1989 год) - и не все они плохи.
Была ли община прообразом коллективного ведения сельского хозяйства в деревне при социализме? Вопрос этот активно обсуждается в исторической литературе.
Переход к коллективному ведению сельского хозяйства был голубой мечтой всех народников, и они охотно расписывали те случаи, когда крестьяне, скажем, всем обществом скашивали луга, а затем делили сено в копнах. Но дальше этого дело не шло. В дореформенную эпоху отдельные помещики пытались вводить "коллективные запашки", в пореформенную - некоторые земства. Но крестьяне смотрели на это как на барские причуды, на новый вид барщины и старались избавиться от подобных новшеств. Маркс считал источником большой жизненной силы русской общины как раз ее дуализм - общественная собственность на землю и частный характер производства и присвоения.
В дореволюционной России около 20 % общин владели землей на подворном праве. Этот вид собственности довольно близок к частной. В период же столыпинской аграрной реформы произошло почти полное отождествление подворной собственности и частной. В остальных случаях дореволюционная община была собственником земли (в отличии от колхоза, который был только ее пользователем) . Более свободно распоряжаясь землей, община и своим членам давала больше свободы. Даже в тех селениях, где земля находилась в общинном владении, крестьянин мог сдать свой надел в аренду на весь срок от передела до передела (12-15 лет) или сам арендовать надел у соседа, уходящего на заработки в город. В свою очередь сельское общество, как собственник, могло сдать в аренду частным лицам некоторые свои угодья (например, каменоломни, песчаные карьеры или торфяники) .
Общинная собственность - это особый вид собственности. И при том довольно гибкий, так как он с одной стороны, создавал некоторую социальную защищенность для членов общины, а с другой - позволял домохозяину в определенных пределах манипулировать передоверенной ему частью этой собственности. Правда, здесь скрывалось то противоречие, которое нередко создавало напряженную обстановку в общине и мешало крестьянину спокойно хозяйствовать. В общем же, в благоприятные периоды хозяин получал более значительную свободу действий. А вот в плохие времена верх брали уравнительные тенденции, -конечно, только в отношении земли.
Отдельное крестьянское хозяйство по сравнению с помещичьей латифундией было настолько малой величиной, что между ними невозможен был сколько-нибудь равный диалог. Все отношения крестьянина с помещиками и с властями осуществлялись, как правило, через общину. Именно она торговалась с помещиком насчет аренды, а потом распределяла и арендованные участки и отработки. Без общины помещик окончательно бы смял и поработил крестьянина, лишил его всякой исторической перспективы.
Как могла, община отстаивала интересы крестьян, выступая в роли своеобразного крестьянского "профсоюза", а в революционные годы - "стачкома".
Судьбы общины и помещичьего хозяйства на целые века были сплетены теснейшим образом. Но каждый из них мог бы существовать без другого и добивался этого. Община издавна претендовала на помещичьи земли. Ликвидация помещичьего землевладения открывала путь для наиболее демократичного решения аграрного вопроса. Крестьянин, получив землю и избавившись от кабальных форм эксплуатации, имел бы возможность поднять уровень своего хозяйства. В таких условиях община должна была либо ускорить свою перестройку, либо тихо уйти со сцены. После ликвидации помещичьего землевладения крестьянин уже не испытывал бы в ней острой нужды.
В свою очередь, помещики были не довольны существованием общины. По поводу условий найма и аренды помещик предпочел бы договариваться не со всем крестьянским миром, а с каждым крестьянином в отдельности. Большие опасения вызывал у помещиков земельно-распределительный механизм общины, который только силой всей государственной машины удерживался на границе помещичьих владений. А в период революции 1905-1907 гг.
помещики в один голос заговорили о необходимости скорейшей ликвидации общины. Ведь именно она была инициатором разгрома помещичьих усадеб, захвата или уничтожения помещичьего имущества. Конечно, это было варварство, но сами помещики были во многом виноваты в том, что в России сохранялась, по выражению В. И. Ленина, "самая дикая деревня". Тем не менее, помещики выставляли общину виновницей всех неустройств и низкого уровня сельского хозяйства в России. Ликвидация общины привела бы к раздроблению крестьянства, что открывало перед помещиками возможности спокойного хозяйствования и перестройки своих имений на капиталистический лад.
Слишком медленное политическое развитие России определялось, в основном, ее аграрным устройством. Солженицын объясняет: "российская государственная власть срослась с имущим напуганным дворянством, весь правящий слой дрожал и корыстно держался за свои земли дворянские, великокняжеские, удельные. Только начнись где-нибудь какое-нибудь движение земельной собственности - ах, как бы не дошло и до нашей". Держась за власть и за землю, самодержавие, помещики, военная и гражданская бюрократия надеялись: "будет вот так само-само-само плыть еще триста лет". [6] Только военные поражения вынуждали царизм к уступкам. Поражение в Крымской войне - и освобождение крепостных. Поражение в войне показало общую слабость власти; дальше откладывать реформы было невозможно. Александр II произнес свою знаменитую фразу: " Лучше мы освободим крестьян сверху, нежели ждать, когда они сами освободят себя снизу".
Отмена крепостного права потребовала реформы местного самоуправления и суда; но создав орган местного самоуправления- земства, Александр II категорически отказывался "увенчать здание" общероссийским представительным собранием. Он не допускал и мысли, чтоб даже министры приходили к единому мнению по каким-либо вопросам без него.
Реформы 60-х годов оставили Россию такой же самодержавной монархией, которой она была и до них. Остались сословные привилегии дворянства и ограничения в гражданских и имущественных правах крестьян.
Будущую революцию могло предотвратить постепенное превращение неограниченной монархии в конституционную. Но добровольно от неограниченной власти не отказываются. Основная масса поместного дворянства была заинтересована в сохранении самодержавия и сословного строя. На них держалось экономическое благополучие помещиков и их влияние в стране. Требовать конституционных прав и свободы предпринимательства - дело буржуазии. Она в России была слаба и в середине XIX века голоса не имела. Реформа 1861 года смяла часть преград на пути ее роста. Но не все. Среди прочего осталась община.
Естественно, что люди, находившиеся в царском окружении, выдвинувшиеся благодаря своему уму и образованности (как Витте) или бойцовским качествам и деловитости (как Столыпин) , понимая необходимость преобразований в деревне, осуществляли такие реформы и проводили их таким образом, чтобы сохранить господство правящего класса.
Так в статье "Столыпин и революция" Ленин назвал Столыпина "уполномоченным или приказчиком" русского дворянства, возглавляемого "первым дворянином и крупнейшим помещиком Николаем Романовым".
3. ВРЕМЯ И РЕФОРМЫ С. Ю. ВИТТЕ
С. Ю. Витте родился в Тифлисе 17 июня 1849 года и воспитывался в семье своего деда А. М. Фадеева, тайного советника, бывшего в 1841-1846 гг. саратовским губернатором, а затем членом совета управления Кавказского наместника и управляющим экспедицией государственных имуществ Закавказского края.
Он происходил из малоизвестных обрусевших немцев, ставших дворянами в 1856 г. (хотя он сам насаждал версию потомственного дворянства и верности православию) . Ранние годы Витте прошли в Тифлисе и Одессе, где, в 1870 он кончил курс наук в новороссийском университете по математическому факультету со степенью кандидата, написав диссертацию "О бесконечно малых величинах". Молодой математик помышлял остаться при университете для подготовки к профессорскому званию. Но юношеское увлечение актрисой Соколовой отвлекло его от научных занятий и подготовки очередной диссертации по астрономии. К тому же против ученой карьеры Витте восстали его мать и дядя, заявив, что "это не дворянское дело". 1 июля 1871 года Витте был причислен чиновником в канцелярии Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора, а еще через два года назначен столоначальником. В управлении Одесской железной дороги, куда его определил на службу дядя, он на практике изучил железнодорожное дело, начав с самых низших ступеней, побывав в роли конторщика грузовой службы и даже помощника машиниста, но скоро, заняв должность начальника движения, превратился в крупного железнодорожного предпринимателя. Однако в апреле 1877 года он подал прошение об увольнении с государственной службы.
После окончания русско-турецкой войны 1877-1878 гг. при надлежавшая казне железная дорога влилась в частное Общество Юго-Западных железных дорог. Там Витте получил место начальника эксплуатационного отдела. Новое назначение потребовало переезда в Петербург. В столице он прожил около двух лет.
События 1 марта 1881 г., оставившие заметный след в биографии Витте, застали его уже в Киеве. В это время Витте оказался под влиянием славянофильских идей, увлекался богословскими сочинениями; он сблизился с руководителями "славянского движения"; как только до Киева дошла весть о покушении на Александра II, Витте написал в столицу Фадееву и подал идею о создании дворянской конспиративной организации для охраны императора и борьбы с революционерами их же методами. Фадеев подхватил эту идею в Петербурге и с помощью Воронцова-Дашкова создал пресловутую "Святую дружину". В середине марта 1881 года в Петербурге состоялось посвящение Витте в ее члены. Он был назначен главным правителем дружины в Киевском районе. Витте ревностно относился к исполнению возложенных - 9 на него дружиной обязанностей. По ее распоряжению он был направлен в Париж для организации покушения на известного революционера-народника Л. Н. Гартмана, участвовал в литературных предприятиях дружины провокационного характера, в частности, в составлении брошюры, изданной (Киев, 1882 год) под псевдонимом "Свободный мыслитель", содержащей критику программы и деятельности "Народной воли" и предрекавшей ее гибель.
В конце апреля 1881 года Александр III встал на сторону врагов каких бы то ни было перемен в системе государственного управления. (М. Н. Катков и К. П. Победоносцев) . Последовало смещение покровительствовавшего "Дружине" министра внутренних дел графа Н. П. Игнатьева, была ликвидирована "Дружина".
В 1886 году, следуя славянофильским традициям, Витте заявил себя (в журнальной статье) ярым противником развития капитализма в России и превращения русского крестьянина в частного рабочего, раба капитала и машины.
В 1887 году Витте, служил управляющим Юго-Западными железными дорогами, а в 1889 году он получил должность директора департамента железных дорог в министерстве финансов (потеряв при этом в доходах) . Витте со свойственной ему энергией начал завоевывать Петербург; в начале 1892 года он уже министр путей сообщения.
Дальнейшее продвижение по служебной лестнице ему осложнил новый брак после смерти первой жены. Его вторая жена Матильда Ивановна Витте (Нурок, по первому браку Лисапевич) была разведенной и еврейкой. Несмотря на все старания Витте, ее не приняли при дворе. Впрочем, брак состоялся с согласия Александра III.
В августе 1892 году в связи с болезнью Вышнеградского Витте сделался его приемником на посту министра финансов.
Заняв кресло на посту одного из самых влиятельных министров, Витте показал себя реальным политиком. Вчерашний славянофил, убежденный сторонник самобытного развития России в короткий срок превратился в индустриализатора европейского образца, заявившего о своей готовности в течение двух пятилетий вывести Россию в разряд передовых промышленных держав.
В начале 90-х годов Витте еще не изменил общинным идеалам, считал русское крестьянство консервативной силой и "главной опорой порядка". Видя в общине оплот против социализма, он сочувственно относился к законодательным мерам конца 1880-х - начала 1890-х годов, направленных на ее укрепление.
Промышленность, строительство и железные дороги в 90-х годах активно развивались. Этому в какой-то степени способствовало и обнищание крестьян и землевладельцев после неурожая 1891 и последовавшего за ним голода. Именно этот упадок в экономике и привел общественность к осознанию необходимости принять меры для обуздания реакционных деятелей в правительстве, толкавших страну на грань экономического и духовного распада. В этой обстановке появился на политической сцене С. Ю. Витте. На этого в высшей мере талантливого человека легла задача преобразования экономической жизни страны.
В 1894-95 г. Витте добился стабилизации рубля, а в 1897 сделал то, что не удавалось его предшественникам, - ввел золотое денежное обращение, обеспечив стране твердую валюту вплоть до первой мировой войны и приток иностранных капиталов. При этом резко увеличилось налогообложение, особенно косвенное. Одним из самых эффективных средств выкачивания денег из народного кармана стала введенная Витте государственная монополия на продажу спирта, вина и водочный изделий.
На рубеже XX века экономическая платформа Витте приняла вполне определенный и целенаправленный характер: в течение примерно 10 лет догнать в промышленном отношении более развитые страны Европы, занять прочные позиции на рынках Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Ускоренное промышленное развитие обеспечивалось путем привлечения иностранных капиталов, накопления внутренних ресурсов с помощью казенной винной монополии и усиления косвенного обложения, таможенной защиты промышленности от западных конкурентов и поощрения вывоза. Иностранным капиталам в ней отводилась особая роль - в конце 90-х годов Витте выступил за неограниченное привлечение их в русскую промышленность и железнодорожное дело, называя эти средства лекарством против бедности и ссылаясь при этом на пример из истории США и Германии.
Особенность приводимого Витте курса состояла в том, что он как ни один из царских министров финансов, широко использовал исключительную экономическую силу власти, существовавшую в России. Орудиями государственного вмешательства служили Государственный банк и учреждения министра финансов, контролировавшие деятельность коммерческих банков.
В условиях подъема 1890-х годов система Витте способствовала развитию промышленности и железнодорожного строительства; к 1900 году Россия вышла на 1 место в мире по добыче нефти. Казавшийся стабильным политический режим и развивавшаяся экономика завораживали мелкого европейского держателя, охотно покупавшего высокопроцентные облигации русских государственных займов и железнодорожных обществ.
В 1890-ые годы резко возросло влияние Министерства финансов, а сам Витте на какое-то время выдвинулся на первое место в бюрократическом аппарате империи. Витте не скупился в расходах, рекламируя в европейских газетах и журналах финансовое положение России, свой экономический курс и собственную персону.
В русской печати министра резко критиковали за отступничество его бывшие единомышленники. За неограниченное использование государственного вмешательства Витте подвергался критике и со стороны приверженцев реформ 1860-х годов, считавших, что индустриализация возможна только через перемены в государственной системе - создание настоящего ("объединенного") правительства и введение правительственного учреждения. В либеральных кругах "система" Витте была воспринята как "грандиозная экономическая диверсия самодержавия", отвлекавшая внимание населения от социально-экономических и культурно-политических реформ. В конце 1890-х годов казалось, что Витте доказал своей политикой невероятное: жизнеспособность феодальной по своей природе власти в условиях индустриализации, возможность успешно развивать экономику, ничего не меняя в системе государственного управления.
Однако, честолюбивым замыслам Витте не суждено было осуществиться. Первый удар по ним нанес мировой экономический кризис, резко затормозивший развитие промышленности; сократился приток иностранных капиталов, нарушилось бюджетное равновесие. Экономическая экспансия на Дальнем и Среднем Востоке, сама по себе связанная с большими расходами, еще и обострила русско-английские противоречия и приблизила войну с Японией. С началом же военных действий ни о какой последовательной экономической программе не могло уже быть речи.
Ускоренная индустриализация России не могла быть успешной при сохранении традиционной системы власти и существовавших экономических отношений в деревне и Витте скоро начал отдавать себе в отчет. "... сделавшись механиком сложной машины, именуемой финансами Российской империи нужно было быть дураком, чтобы не понимать, что машина без топлива не пойдет.
Топливо это - экономическое состояние России, а так как главная часть населения - это крестьянство, то нужно было вникнуть в эту область". В 1896 году Витте отказался от поддержки общинного землевладения. В 1898 он сделал первую попытку добиться в комитете министров пересмотра аграрного курса, сорванную, однако, В. К. Плеве, К. П. Победоносцевым и П. Н. Дурново. К 1899 году при участии Витте были разработаны и приняты законы об отмене круговой поруки. Но общинное землевладение оказалось твердым орешком. В январе 1902 года Витте возглавил Особое Совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, тем самым, взяв, казалось бы, к себе в министерство финансов общую разработку крестьянского вопроса. Противники Витте из помещичьего лагеря обвиняли его в том, что своей политикой поощрения промышленности он разорил сельское хозяйство. Это, в общем, несправедливо [5]. Главная причина отставания сельского хозяйства заключалась в сохранении крепостнических пережитков в деревне. Выкуп за землю вынул из кармана крестьян больше денег, чем создание промышленности. Сделал свое дело аграрный кризис. А вот ко всему этому добавилась уже и политика Витте.
Развитие промышленности во всех странах шло за счет средств, накопленных первоначально в сельском хозяйстве.
Там, где этот процесс шел естественным и неспешным темпом, он не был болезненным. Необходимость быстрого скачка оказалась чувствительной. Россия была догоняющей страной и расплачивалась за это.
Незавершенность реформы 1861 года, мировой аграрный кризис и виттевская индустриализация, вместе взятые, действительно привели сельское хозяйство на рубеже XIX-XX веков к глубокому кризису. К концу XIX века и Витте, и его противники заговорили о "перенапряжении платежных сил сельского населения". Эти слова отражали искреннюю и глубокую тревогу представителей власти. На платежеспособности крестьян держались и развитие промышленности, и государственный бюджет.
Противники Витте усилили нападки на политику индустриализации.
В июне 1902 года Плеве в противовес Особому совещанию создал при своем министерстве (внутренних дел) еще один центр разработки аграрной политики, которая стала поприщем соперничества двух министров.
В манифесте 26 февраля 1903 года, определившем программу царизма, какой ее видели Николай II и Плеве, снова, хотя и с некоторыми оговорками, провозглашалась "неприкосновенность общинного строя крестьянского землевладения". Объединенными усилиями противники Витте при очевидном сочувствии императора начали оттеснять министра финансов и от рычагов управления дальневосточной политикой, находившихся до того в его почти исключительном владении. Каковы бы ни были в совокупности причины увольнения Витте с должности министра, отставка в августе 1903 года нанесла ему удар: пост председателя комитета министров, который он получил, был неизмеримо менее влиятелен. Сам Витте поэтому сравнивал свое пребывание на этом посту с тюремным заключением.
По мнению А. Ф. Керенского [4], устранение Витте и замена его в 1903 году оголтелым реакционером Плеве, сразу же приступившим к разрушению основ политической жизни империи, ознаменовали начало того периода в русской истории, который можно рассматривать как пролог к революции 1905 года. Последствия деятельности Плеве были столь плачевны, что в революционное движение постепенно втягивались не только наиболее прогрессивные представители земства и интеллигенции, но и рабочие, а затем и крестьяне.
Самодержавие, ставшее к тому времени не более чем пережитком российской истории, было обречено. Однако, Николай II, вместо того, чтобы продолжить реформы своего деда и даровать конституцию, с помощью таких людей, как Плеве, упрямо тянул страну назад, к самым мрачным временам бюрократического абсолютизма.
Новая ситуация создалась после 15 июля 1904 года, когда был убит министр внутренних дел Плеве. Она породила энтузиазм и небывалое возбуждение. На пост министра внутренних дел был назначен генерал-губернатор Вильны князь П. Д. Святополк-Мирский, о котором с почтением отзывались все, знавшие его.
Культурный образованный человек он обладал взглядами, куда более современными, чем взгляды его предшественника. Вступление на министерский пост он ознаменовал заявлением, в котором он обещал проводить политику, прислушивающуюся к голосу общественности, с мнением которой он, по его словам, всегда считался; стремился разрядить сгущавшуюся политическую атмосферу. К Витте вернулось деятельное состояние; он высказался за создание "объединенного" правительства с ним самим в качестве премьера и даже засел за изучение государственного права, чтобы постичь основы конституционного строя.
На протяжении осени 1904 года, получившей в политической истории России парадоксальное название "политическая весна", "весна Святополк-Мирского", Витте принял во всех действиях живое и хлопотливое участие, демонстративно поддерживая Святополк-Мирского.
12 декабря 1904 года был опубликован императорский указ, предусматривавший осуществление целого ряда реформ. Его положения касались: религиозной терпимости; свободы слова и реформы законов о печати; пересмотра трудового законодательства. Витте попытался обернуть его себе на пользу, добившись того, чтобы разработка намеченных в нем мероприятий была поручена комитету министров.
Витте опубликовал свою антиобщинную платформу (декабрь 1904 "Записка по крестьянскому делу") . Рост эффективности сельскохозяйственного производства при низких ценах на его продукцию был важной составной частью виттевской программы индустриализации. Он видел в этом средство и для высвобождения в деревне рабочих рук, которые использовались бы в промышленности, для удешевления труда промышленного пролетариата. Тут-то главным тормозом и оказывалась община, приверженцем которой он был в молодости. Витте стал видеть в общине причину крестьянского оскудения и предмет крайнего поклонения как крайних консерваторов, интриговавших против него у царя, так и социалистов, учения которых были враждебны всему тому, что он отстаивал. Он требовал сделать из крестьянина "персону" путем уравнения крестьян в правах с другими сословиями. Речь шла при этом обо всех правах, в том числе и имущественных, иными словами - о выходе из общины с выделом земли. В общине Витте видел не только препятствие к развитию сельскохозяйственного производства, но и одну из форм революционной угрозы, поскольку она воспитывала пренебрежение к праву собственности. Он утверждал в мемуарах, что видел суть крестьянского вопроса именно в замене общинной собственности на землю - индивидуальной, а не в недостатке земли, а стало быть, и не в том, чтобы провести принудительное отчуждение помещичьих владений.
Однако, все это, по крайней мере, по отношению ко времени пребывания Витте в министерстве финансов, было до некоторой степени запоздалым остроумием. Кроме отмены в 1903 году круговой поруки за внесение прямых налогов, Витте мало, что сделал на министерском посту против общины. Но в Совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности под председательством Витте общине был нанесен сильный удар, впрочем, чисто теоретический. Витте считал, что если бы Совещанию дали окончить работу, то многое, что потом произошло, было бы устранено. Крестьянство, вероятно, не было бы так взбаламучено революцией, как оно оказалось.
Меж тем приближался январь 1905, и уже шла русско-японская война. Поражения в Манчжурии снова продемонстрировали слабость власти. Либералы сочли, что за проигранную войну царизм вынужден будет, как и в 1861 году, заплатить реформами. Чтобы добиться этих реформ, и в первую очередь конституции, они не только усилили пропаганду в земских и интеллигентских кругах, но и решились на попытку скоординировать действия с революционерами.
События "Кровавого воскресенья" произвели коренной переворот в мышлении рабочих масс, на которые до этого времени весьма слабо действовала направленная на них пропаганда. Генерал Трепов и те, кто позволил ему совершить этот безумный акт, разорвали те духовные узы, которые связывали царя и простых рабочих.
17 января 1905 года Николай II, обращавшийся за советом к Витте и другим министрам, приказал ему составить из них совещание по "мерам, необходимым для успокоения страны", и о возможных реформах, сверх предусмотренных указом от 12 декабря 1904 года.
18 февраля 1905 года - весьма знаменательный день. Были одновременно опубликованы три в высшей степени важных документа: Манифест Николая II, обращенный с призывом ко всем "истин но русским людям" объединиться вокруг трона и дать отпор тем, кто хочет подорвать древние основы самодержавия; Рескрипт новому министру внутренних дел А. Г. Булыгину раз работать "совещательный" статус Думы (Святополк-Мирский сразу после "Кровавого воскресенья" ушел в отставку) ; Указ сенату, предписывающий принимать к рассмотрению прошения, врученные или направленные ему из различных слоев населения.
Манифест вдохнул жизнь в крайне правое движение, которое долгое время влачило жалкое существование и которое спустя 8 месяцев оформилось в виде "Союза русского народа".
21 марта Совет министров, собравшись под предводительством Сольского, не без строгости осудил указ от 18 февраля 1905. Царя как бы обвинили в либерализме. Активное участие Витте в том заседании не осталось без последствий - царь закрыл возглавлявшееся Витте сельскохозяйственное совещание и совещание министров (по "объединенному" правительству) .
Витте снова оказался не у дел, но пробыл в тени недолго.
В это время приближалась развязка русско-японской войны.
После Цусимы поиски пути прекращения войны с Японией снова вывели полуопального сановника на передний план (май 1905) .
24 мая 1905 года на совещании при Совете министров Витте заявил, что "дипломатическая партия проиграна", и неизвестно, какой мирный договор удастся, заключить министру иностранных дел. А через месяц (хотя это решение далось царю нелегко) вести переговоры о мире было поручено Витте.
Недюжинная одаренность, государственная опытность, широта взглядов и умение ориентироваться в чуждых российскому бюрократу американских политических правах помогли Витте в переговорах о мире с Японией. Соглашение с Японией, которого Витте добился для России не носило унизительного характера и не предусматривало никаких крупных уступок. 15 сентября 1905 года Витте вернулся в Петербург. Он получил за Портсмутский договор графский титул.
Именно осенью 1905 года (в октябре) впервые обсуждалась на совещании Витте с "общественными деятелями" кандидатура Столыпина на пост министра внутренних дел. С этого периода они находились на политической арене одновременно.
4. ПУТЬ СТОЛЫПИНА
Петр Аркадьевич Столыпин принадлежал к старинному дворянскому роду, известному с XVI века. К середине XIX в.
род сильно разветвился, владея многочисленными поместьями в разных губерниях. Родоначальником трех наиболее известных линий был Алексей Столыпин (1748-1810) . Одну из ветвей представлял Аркадий Алексеевич, друг М. М. Сперанского, сенатор. Среднюю ветвь рода представляла Елизавета Алексеевна (в замужестве Арсеньева) , бабушка Лермонтова. За исключением Алексея Аркадьевича, никто из Столыпиных не любил своего знаменитого сородича. Все жаловались на его трудный характер. Младшим братом Аркадия и Елизаветы был Дмитрий, дед П. А. Столыпина. Его сын, Аркадий Дмитриевич, участвовал в Крымской войне, во время которой стал адъютантом командующего армией князя М. Д. Горчакова, своего будущего тестя. В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. А. Д.
Столыпин участвовал уже в генеральском чине, в дальнейшем занимал ряд должностей в Военном министерстве. Последняя из них - комендант Кремлевского дворца. Интересы А. Д. Столыпина не замыкались на военном деле. Он сочинял музыку, играл на скрипке, увлекался скульптурой, интересовался богословием и историей, но ни одно из этих увлечений не переросло рамки дилетантства. А. Д. Столыпин на десять лет пережил свою жену.
Наталья Михайловна, умная и образованная женщина была знакома со многими выдающимися людьми. Сын Петр родился 5 апреля 1862 г. в Дрездене, куда его мать ездила к родственникам. Детство и раннюю юность он провел в основном в Литве. П. А. Столыпин окончил Виленскую гимназию и в 1881 г. поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Помимо физики и математики, на факультете преподавали химию, геологию, ботанику, зоологию, агрономию.
Именно последние науки привлекали П. А. Столыпина.
В отличие от отца Петр Аркадьевич был равнодушен к музыке, но литературу и живопись любил. Он и сам был неплохим рассказчиком и сочинителем, но не придавал большого значения своему литературному дарованию. Петр Аркадьевич не курил, редко употреблял спиртное, почти не играл в карты. Он рано женился, оказавшись чуть ли не единственным женатым студентом в университете. Его жена Ольга Борисовна прежде была невестой его старшего брата, убитого на дуэли. Петр Аркадьевич стрелялся с убийцей брата и получил ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала. Тесть Столыпина Б. А. Нейгардт был отцом многочисленного семейства.
Впоследствии клан Нейгардтов сыграл важную роль в карьере Столыпина. П. А. Столыпин никогда не имел недоразумений с поилицей, по окончании университета в 1885 г. избрал чиновничью карьеру, поступив на службу в Министерство государственных имуществ, в 1888 г. получил звание камер-юнкера и впервые попал в адрес-календарь. К тому времени он в скромном чине коллежского секретаря занимал должность помощника столоначальника. Служба в Министерстве государственных имуществ была рутинной, и в 1889 г. Столыпин перешел в Министерство внутренних дел. В то же время он стал ковенским уездным предводителем дворянства. В ту пору Литва почти не знала хуторов, крестьяне жили в деревнях, а их земли были разбиты на чересполосные участки.
Земельных переделов у них не существовало.
Семья Столыпиных владела поместьями в Нижегородской, Казанской, Пензенской и Саратовской губерниях. Раз в год Петр Аркадьевич объезжал свои владения. В Ковенской губернии у Столыпина было имение на границе с Германией. Российские дороги были плохи, самый удобный путь в это имение пролегал через Восточную Пруссию. Именно при таких "заграничных" разъездах Столыпин познакомился с хуторами и, возвращаясь домой, рассказывал не столько о своем имении, сколько об образцовых немецких хозяйствах. Он пытался распространить хутора среди литовских крестьян и добился принятия несколькими сельскими обществами приговоров о разверстании их наделов. В 1899 г. Столыпин стал ковенским губернским предводителем дворянства, а в 1902 г. был назначен гродненским губернатором. Его выдвинул в то время министр внутренних дел В. К. Плеве, считавший, что замещать губернаторские должности должны местные землевладельцы. В Гродно Столыпин пробыл 10 месяцев. В это время были созваны местные комитеты о нуждах сельскохозяйственной промышленности, и на заседаниях Гродненского комитета будущий премьер впервые публично изложил свои взгляды. Они в основном сводились к уничтожению крестьянской чересполосицы и расселению на хутора. При этом Столыпин подчеркивал: "Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешаться сами собой, это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью". Иными словами [2], народ темен, пользы своей не разумеет, а потому следует улучшать его быт, не спрашивая его мнения. Это убеждение Столыпин пронес через всю свою государственную деятельность.
В 1903 г. Столыпин назначен Саратовским губернатором, где отчасти чувствовал себя "иностранцем". Ведь вся его прежняя жизнь (ему было уже за 40) была связана с Западным краем и Петербургом. В коренной России он бывал едва ли чаще, чем в Германии, а русскую деревню знал недостаточно.
Чтобы освоиться на новом месте, требовалось время. Между тем в 1904 г. началась война с Японией. Вслед за войной пришла первая российская революция. Как и всюду, в Саратове и других городах губернии начались забастовки, митинги и демонстрации. Столыпин попытался сплотить всех противников революции, от черносотенного епископа до умеренных земцев. Было собрано около 60 тыс. руб., губернский город разбили на три части, в каждой из которых открыли "народные клубы", ставшие центрами контрреволюционной пропаганды и опорными пунктами черносотенных дружин. Руками черносотенцев, стараясь не прибегать к помощи войск, Столыпин боролся с революционным движением в Саратове. Но отношения с черносотенцами у Столыпина не всегда ладились. А в момент наивысшего подъема революции пришлось использовать и войска. 16 декабря 1905 г.
они разогнали митинг, восемь человек были убиты; 18 декабря полиция арестовала членов Саратовского Совета рабочих депутатов. В дальнейшем такой же тактики Столыпин придерживался в других городах губернии.
Еще летом 1905 г. Саратовская губ. стала одним из главных очагов крестьянского движения. В сопровождении казаков Столыпин разъезжал по мятежным деревням. "Высокий рост, косая сажень в плечах, что не мешало стройности его фигуры, соколиный взгляд, властный тон придавали ему вид достойного представителя власти, начальника и хозяина губернии", - вспоминал один из крестьян, видевший Столыпина в те дни. Против крестьян губернатор уже не стеснялся использовать войска. Производились повальные обыски и аресты. Выступая на сходах, губернатор употреблял много бранных слов, грозил Сибирью, каторгой и казаками, сурово пресекал возражения. Современники приводили немало рассказов о его храбрости. Передаваясь из уст в уста, некоторые из них превратились в легенды. "В настоящее время, - докладывал царю 6 августа 1905 г. товарищ министра внутренних дел Д. Ф. Трепов, - в Саратовской губернии благодаря энергии, полной распорядительности и весьма умелым действиям губернатора, камергера двора Вашего императорского величества Столыпина порядок восстановлен". В августе 1905 г., в разгар полевых работ, наблюдался общий спад крестьянского движения. Осенью, однако, волнения возобновились с невиданной силой. Столыпин на этот раз не вполне справлялся с положением, и на помощь ему был командирован генерал В. В. Сахаров, бывший военный министр, который по дороге был убит. Вместо Сахарова прибыл генерал адъютант К. К. Максимович, действовавший в Саратовской и Пензенской губерниях до начала 1906 г. Отчасти потому, что в критический период революции карательными экспедициями руководили генералы, а Столыпин оказался как бы в стороне, он про- слыл либеральным губернатором. Крестьянское же движение продолжалось, то затухая, то разгораясь, и после отъезда из губернии не только Максимовича, но и Столыпина.
В докладах царю Столыпин утверждал, что главной причиной аграрных беспорядков является стремление крестьян получить землю в собственность. Если крестьяне станут мелкими собственниками, они перестанут бунтовать. Кроме того, он ставил вопрос о желательности передачи крестьянам государственных земель. Вряд ли именно эти доклады сыграли роль в выдвижении Столыпина на пост министра внутренних дел. Тем не менее, сравнительно молодой и малоопытный губернатор, мало известный в столице, неожиданно взлетел на ключевой пост в российской администрации. Какие пружины при этом действовали, до сих пор не вполне ясно.
Итак, шла осень 1905 года. Разразилась забастовка, которая с исторической точки зрения носила уникальный характер, ибо она парализовала всю жизнь в стане. [4] По мере нарастания осенних революционных событий Витте запугивал царя и его окружение и предлагал для спасения создать кабинет министров, передать крестьянский вопрос будущей Думе. На революционные события первых дней октября 1905 г.
Витте отозвался речью о том, что "нужно сильное правительство, чтобы бороться с анархией", [1] и запиской царю с программой либеральных реформ.
Витте не был сторонником конституции и парламентаризма.
Еще совсем недавно он доказывал, что даже бесправное местное земство несовместимо с самодержавием. Больше всего его устроил бы строй, где царь считался бы самодержцем, а реальная власть принадлежала бы ему, Витте. Но умный и беспринципный Сергей Юльевич [5] лучше других царских сановников умел оценивать ситуацию и маневрировать в волнах политического океана. Вот почему в октябре 1905 г. Витте "поставил" на конституцию. После нескольких дней тяжких колебаний предложение Витте о конституции было принято. Царь решил опубликовать манифест, в котором без упоминания самого слова "конституция" будет провозглашено создание нового порядка, означавшего по сути дела конституционную систему.
Был издан составленный под руководством Витте документ, получивший известность как манифест 17 октября.
Российским подданным этим манифестом предоставлялись гражданские свободы, а будущая Государственная дума (созыв которой был провозглашен еще 6 августа) наделялась законодательными правами. Добился Витте и опубликования наряду с манифестом своего доклада с программой реформ.
При всех разногласиях между историками и правоведами относительно оценки манифеста 17 октября именно с этим актом традиционно связывается переход от самодержавной формы правления в России к конституционной монархии, а также либерализация политического режима и всего уклада жизни в стране. По словам Керенского: [4] "С опубликованием манифеста абсолютная власть стала делом прошлого".
К заслугам Витте перед старой Россией, выразившимся в экономических преобразованиях и только что заключенном мире с Японией, добавился теперь и манифест 17 октября, вызвавший надежды на политическое обновление государства и общества.
19 октября появился указ о создании первого в истории России объединенного Совета Министров, во главе которого и был поставлен Витте.
Совет отнюдь не стал, как и обещал царю Витте, кабинетом в европейском смысле. Он был ответственен не перед - 20 Думой, а перед царем. И министров назначал царь, и во всех делах, которые Совет рассматривал, за царем оставалось последнее слово. Будучи министром финансов, Витте имел большую власть и пользовался большим влиянием, чем как глава правительства; не только ограниченность компетенции Совета министров играла здесь роль, но и различный характер отношений Витте с Александром III и Николаем II. Первый во всем доверял Витте, а второй считал его чуть ли не злым гением своего царствования.
Сейчас же после своего назначения Витте вступил в переговоры с представителями либеральной общественности об их вхождении в правительство. Переговоры ничем не закончились, оказавшись политическим маневром царизма, несколько раз повторенным впоследствии преемниками Витте.
В состав правительства вошли разные по политическим устремлениям лица. Витте, министр внутренних дел Дурново и генерал Трепов составили своеобразный треугольник сил в борьбе влияний вокруг трона. Яблоком раздора послужила оценка роли и заслуг каждого в борьбе с революционным движением.
Нарастали и собственные конфликты Витте с царем, не связанные с приемами борьбы с революцией.
К концу декабря власти пришли в себя после замешательства и жизнь, казалось, снова пошла по дооктябрьской колее. Витте посчитал, что время созрело для принятия самых решительных мер. Волнения в войсках были подавлены; восстание в районе Пресни - подавлено; безумствовали мерзавцы Дубровина - черная сотня; свободная печать стала терять почву под ногами; полиция разгоняла митинги и собрания. А тем временем в соответствии с положением от 11 декабря, разработанного при содействии Витте, продолжалась кампания по выборам в первую Думу. Учитывая возросшее самосознание и влияние общественных сил, полиция все же не осмеливалась действовать полностью, как ей заблагорассудится. В жизни России началась новая эра, и общественность, осознав невозможность возвращения к прошлому, с презрением воспринимала ухищрения полиции.
В то время как правые организации и реакционные круги бюрократического аппарата в бессильной ярости боролись против созыва Думы, партии социал-демократов и социалистов революционеров призывали к бойкоту выборов в Думу и подвергали резким нападкам Витте и либералов, тем самым играя на руку придворной клике.
Все конфликты обострились в первой половине февраля 1906г. Став председателем Совета Министров, Витте не потерял интереса к переустройству крестьянского землевладения, хотя центральным становился теперь вопрос о принудительном отчуждении в пользу крестьян части казенных и помещичьих земель. Временами, в моменты подъема крестьянского движения, даже в самых консервативных помещичьих кругах готовы были пойти и на это; 3 ноября царским манифестом били отменены выкупные платежи. Однако как только карательная политика приносила успех, аграрное реформаторство встречало сопротивление. В начале 1906 г. царь пишет: "Частная собственность должна оставаться неприкосновенной". Как меру, обещавшую смягчить крестьянский натиск на землевладение помещиков, Николай II одобрил необходимость признать надельные земли собственностью владельцев и установить порядок выхода крестьян из общины этот вопрос был включен в программу занятий Думы, разработанную виттеевским кабинетом.
После аграрных бунтов 1905-1906 г. г. для всех стала очевидной необходимость ликвидации принудительных общин.
Предполагалось, что после этого возникнут общины со свободной системой землепользования, некоторые из них станут, по желанию самих крестьян, частными, некоторые кооперативными хозяйствами. Законопроект I Думы о земельной реформе, который предусматривал разрешить эту проблему путем выкупа земли у частных собственников и передачи ее крестьянам, позволил бы крестьянам самим определить будущее общинного землевладения. Это был разумный и демократичный путь решения древнейшей и наиболее существенной социально-политической проблемы России.
В случае принятия законопроекта в деревне немедленно начался бы процесс социального расслоения, и нет сомнений [4], что из недр крестьянских масс возникло бы "буржуазное" меньшинство, что позволило бы осуществить внедрение фермерской системы по французскому или немецкому образцу.
Помещики в провинции приняли в штыки идею отчуждения их земель в любом варианте. К Николаю пошли записки, в которых требовали заменить Витте "лицом более твердых государственных принципов". А Николаю и навязанная ему конституция, и принудительное отчуждение, и Витте лично были поперек горла.
Правительство Витте, кроме подготовки к созыву Думы, занималось введением исключительного положения в отдельных местностях, расширением правительственной пропаганды как "средства успокоения населения и утверждения в нем правильных политических понятий", применением военно-полевых судов, смертной казни, репрессий против государственных служащих за участие в революционном движении. Порой Совету министров приходилось отмечать и даже пресекать карательные излишества, выражать неодобрение черносотенным выступлениям, приравненных по наказуемости к революционным, вырабатывать меры по предотвращению погромов. Действия против революции Витте делил на карательные - "так сказать, меры отрицательного свойства", дающие "только наружное временное успокоение" и меры "ограничительного характера" уступки тем или иным социальным группам для их умиротворения.
В полугодичной деятельности Кабинета большое место отводилось преобразованиям, связанным с осуществлением провозглашенных 17 октября свобод, - законам об обществах и союзах, о собраниях, о печати. Элементы правового порядка Витте хотел использовать для развития нового строя, противоречивый характер которого современники выражали парадоксальной формулой: "конституционная империя с самодержавным царем".
Витте и сам в случае тактической необходимости готов был следовать этой формуле, выступать сторонником неограниченной царской власти.
В середине апреля были опубликованы результаты выборов в Думу, а в конце апреля 1906 г. перед открытием Думы Витте вышел в отставку. Он считал [1], что обеспечил политическую устойчивость режима, исполнив две свои главные задачи: возвращение войск с Дальнего Востока в Европейскую Россию и получение большого займа в Европе. А по А. Ф. Керенскому: "Для Витте, который проявил себя как величайший государственный деятель в истории России, эти свободные выборы оказались "лебединой песней". Перед самым открытием Думы (27 апреля 1906 г.) его выбросили из правительства.
Реформы, которые он разрабатывал, были преданы забвению, а его место занял типичный представитель С. -Петербургской бюрократии И. Л. Горемыкин. У Горемыкина, опиравшегося на поддержку царя, не было ни малейшего желания сотрудничать с избранным составом Думы".
В это время вторично встал вопрос о Столыпине, как министре внутренних дел. По одной версии новым назначением Столыпин во многом был обязан своему шурину Д. Б. Нейгардту, недавно удаленному с поста одесского градоначальника (в связи с еврейским погромом) , но сохранившему влияние при дворе. Предположение резонное, хотя, думается, [2] больше всего Столыпин был обязан Д. Ф. Трепову, который был переведен с поста товарища министра внутренних дел на должность дворцового коменданта и приобрел огромное влияние на царя. С того времени Трепов стал разыгрывать глубокомысленные и многоходовые "назначенческие" комбинации.
Замена непосредственно перед созывом Думы либерального премьера Витте на реакционного Горемыкина явилась вызовом общественному мнению. Зато прямолинейный каратель Дурново был замещен сравнительно либеральным Столыпиным.
Столыпину сразу повезло на его новом посту. Когда разгорелся конфликт между правительством и первой Думой, Столыпин сумел выгодно отличиться на фоне других министров, которые не любили ходить в Думу. Они привыкли к чинным заседаниям в Государственном совете и Сенате, где сияли золотом мундиры и ордена. В Думе же было иначе: там хаотически смешивались сюртуки и пиджаки, рабочие косоворотки и крестьянские рубахи, полукафтаны и священнические рясы, в зале было шумно, с мест раздавались выкрики, а когда на трибуне появлялись члены правительства, начинался невообразимый шум: это называлось новомодным словом "обструкция". С точки зрения министров, Дума представляла собой безобразное зрелище. Из всех министров достаточно уверенно в Думе вел себя только Столыпин, за два года пребывания в Саратовской губ. познавший, что такое стихия вышедшего из повиновения многотысячного крестьянского схода.
Выступая в Думе, Столыпин говорил твердо и корректно, хладнокровно отвечал на выпады. Это не всегда нравилось Думе, зато нравилось царю.
Столыпин вел коварную политику, заводя негласные контакты с лидерами кадетов, ведя интенсивные переговоры с правым дворянством, всеми путями добиваясь своих целей.
На съезде уполномоченных дворянских обществ немало резких слов было сказано в адрес крестьянской общины.
Нападки на общину в какой-то мере были тактическим приемом правого дворянства: отрицая крестьянское малоземелье, оно стремилось свалить все беды на общину. Вместе с тем эти нападки объяснялись и тем, что в период революции община сильно досадила помещикам: крестьяне шли громить помещичьи усадьбы "всем миром", имея в общине готовую организацию для борьбы.
При голосовании правительственной программы по пунктам вопрос о хуторах и отрубах не вызвал больших прений, ибо они мало интересовали дворян. Главные их заботы сводились к тому, чтобы закрыть вопрос о крестьянском малоземелье и избавиться от общины. Правительство предложило раздробить ее при помощи хуторов и отрубов, и дворянство охотно согласилось.
Во время частных переговоров со Столыпиным Совет объединенного дворянства обещал поддержку правительству на следующих условиях: роспуск Думы, введение "скорорешительных судов", прекращение переговоров с буржуазно-либеральными деятелями о вхождении их в правительство, изменение избирательного закона. Столыпин считал, что поддержка помещиков ему обеспечена, поскольку удалось сговориться насчет общины. Переговоры же с "общественными деятелями" имели еще несколько раундов, но ни к чему не привели.
I Дума была распущена 8 июля 1906 г., соглашение постепенно исполнялось. Налицо была консолидация контрреволюционных сил, чему немало содействовал министр внутренних дел. Это было замечено в верхах, где Трепов продолжал свои комбинации. Роспуск Думы стал вызовом общественному мнению. Теперь царский двор решил, чтобы "потрафить" либералам, заменить непопулярного Горемыкина не столь одиозной фигурой. Председателем Совета министров стал Столыпин, сохранивший за собой и портфель министра внутренних дел.
Приход на пост председателя Совета министров П. А.
Столыпина вызвал у Витте на первых порах одобрение и надежды на успех переговоров о вхождении либеральной оппозиции в кабинет. По деятельности Столыпина, Витте был о нем хорошего мнения.
Руководители Совета объединенного дворянства видели в Столыпине человека, способного спасти от уничтожения систему землевладения. Октябристы и другие умеренные сторонники конституции, напуганные революционными крайностями, ухватились за Столыпина, как утопающий хватается за соломинку. Они приветствовали его программу, видя в ней стремление укрепить связи правительства с представителями умеренно-либеральных и умеренно-консервативных кругов, что, в свою очередь, способствовало бы укреплению конституционной монархии и окончательной ликвидации революционного движения.
Столыпин казался им русским Тьером. Тьер, однако, в своих планах исходил из существования во Франции сильного крестьянского сословия с хорошо развитым инстинктом собственности. Такого крестьянства в России еще не существовало, и для его создания потребовались бы многие столетия.
Роспуск первой Думы- это был смертельный удар по вере крестьянства в царя как справедливого и беспристрастного защитника интересов народа. После роспуска I Думы и принятия бывшими членами Думы "Выборгского воззвания", призвавшего население к "пассивному сопротивлению" путем отказа от уплаты налогов и от службы в армии, по городам и сельским районам, а также в армии прокатилась новая волна революционных возмущений.
5. СТОЛЫПИНСКАЯ АГРАРНАЯ РЕФОРМА
В намерения Столыпина не входило ни восстановление абсолютизма, ни уничтожение народного представительства - он стремился лишь к установлению в России консервативной, но строго конституционной монархии. Его мечтой была могучая, централизованная империя, экономически здоровая и культурно развитая. "Вы хотите великих перемен, - сказал Столыпин, обращаясь к левому, наполовину социалистическому большинству II Думы, - а я хочу великую Россию. " Именно эта утопическая мечта бросила страну в океан новых потрясений, ибо фатальная ошибка Столыпина заключалась в его непонимании реального положения России, когда высшее сословие, которое еще не сформировалось, как единая сила, не могло стать посредником в отношениях между правящим меньшинством и трудящимися массами.
Правда, быстрое развитие городов и промышленности вело к тому, что городское "третье сословие" начинало играть определенную роль в социальной и экономической жизни страны.
В деревне же такой социальной страты не было. Выборы в I Думу показали, что крестьяне не способны были играть роль социально консервативного класса.
В то же время частная собственность дворян на землю практически изжила себя. Эта система стала настолько экономически неэффективной, что ее доля в общем производстве не составляла и 10 %. Хотели они того или нет, но и правительство и консерваторы были вынуждены в конце концов принять факт естественного упадка землевладельческого дворянства.
После роспуска I Думы решение земельной проблемы перешло в руки Столыпина. Столыпин имел твердые взгляды относительно общины, хуторов, отрубов и путей их насаждения, что составило стержень его аграрной программы. Кроме того, он был сторонником серьезных мер по распространению начального образования. Оказавшись во главе правительства, он затребовал из всех ведомств те первоочередные проекты, которые давно были разработаны, но лежали без движения. В итоге Столыпину удалось составить целостную программу умеренных преобразований. 24 августа 1906 г. правительство опубликовало декларацию, в которой пыталось оправдать свою политику массовых репрессий и возвещало о намерении провести важные социально-политические реформы. Подробнее преобразовательная программа была изложена Столыпиным во II Думе 6 марта 1907 года.
Некоторые мероприятия правительство начало проводить в спешном порядке, не дожидаясь созыва Думы. 27 августа 1906г был принят указ о передаче Крестьянскому банку для продажи крестьянам части государственных земель. 5 октября последовал указ об отмене некоторых ограничений крестьян в правах, чем были окончательно отменены подушная подать и круговая порука, сняты некоторые ограничения свободы передвижения крестьян и избрания ими места жительства, отменен закон против семейных разделов, сделана попытка уменьшить произвол земских начальников, расширены права крестьян на земских выборах. Указ 17 октября 1906 г.
конкретизировал принятый в 1905 г. по инициативе Витте указ о свободе вероисповедания, определив права и обязанности старообрядческих и сектантских общин. Представители официальной церкви никогда не простили Столыпину того, что старообрядцы получили такой устав в то время как соответствующее положение о православном приходе застряло в канцеляриях. 9 ноября 1906 г. был издан указ "О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования".
Переработанный в III Думе, он стал действовать как закон от 14 июня 1910 года. 29 мая 1911 г. был принят закон "О землеустройстве".
Последние три акта составили юридическую основу мероприятий, вошедших в историю как "столыпинская аграрная реформа".
Экономическая целесообразность этой реформы, названной столыпинской, хотя ее проект был разработан еще до него, не вызывает сомнений [5]. Реформа довершала то, что нужно было сделать еще в 1861 году. В реформе были заложены идеи Валуева, Барятинского, Бунге и др. (это еще XIX в.) . В начале XX в Витте считал, что выход из общины может быть только добровольным, поэтому результат еще будет виден очень и очень не скоро. Еще весной 1905 г. Кривошеин А. В. (министр земледелия в правительстве Столыпина) предупреждал, что очень нужный переход к хуторам и отрубам - "задача нескольких поколений".
Но между всеми прежними заявлениями и указом 9 ноября лежали события 1905-1906 гг. Расселить крестьян хуторами и мелкими поселками требовалось не только по экономическим, но и по политическим причинам. "Дикая, полугодная деревня, не привыкшая уважать ни свою, ни чужую собственность, не боящаяся, действуя миром, никакой ответственности, подчеркивал Столыпин, - всегда будет представлять собой горючий материал, готовый вспыхнуть по каждому поводу". И царизм, ощутив сполна эту угрозу, стал крушить общину.
Экономическая реформа была целесообразна, больше того, до зарезу необходима. В случае удачи она сулила тем, кто к ней приспособился, более интенсивные формы хозяйствования, более высокие урожаи, более высокий уровень жизни. Она сулила прочный внутренний рынок для промышленности, увеличение хлебного экспорта и за его счет - погашение огромного внешнего долга. Но все это - в случае удачи.
Между тем реформа уже задумана была неудачно. Столыпин торопился, подгонял экономические процессы полицейским вмешательством. А вражда и насилие - плохие союзники в делах экономики.
В руках Столыпина, а точнее в руках "Совета объединенного дворянства", который поддерживал его, земельная реформа, хотя и имела здоровую основу, но по сути дела превращалась в орудие дальнейшего классового угнетения.
Вместо того чтобы содействовать развитию свободного фермерства, за что ратовал Витте, положить конец принудительному характеру общинной системы и законам, ущемляющим гражданские права крестьян, столыпинский закон насильственно ликвидировал общину в интересах крестьянского "буржуазного" меньшинства.
По традиции, восходящей к ленинским работам, демократический путь аграрного развития условно называется американским, консервативный - прусским.
Столыпинская аграрная реформа находилась на прусском варианте. Она и была задумана во спасение помещиков.
Столыпин сделал разрушение общины первоочередной задачей своей реформы. Предполагалось, что первый этап чересполосное укрепление наделов отдельными домохозяевами нарушит единство крестьянского мира. Крестьяне, имевшие земельные излишки против нормы, должны были поспешить с укреплением своих наделов. Столыпин говорил, что таким способом он хочет "вбить клин" в общину. После этого предполагалось приступить ко второму этапу - разбивка деревенского надела на отруба или хутора. Последние считались наиболее удобной формой землевладения, ибо крестьянам, рассосредоточенным по хуторам трудно было бы поднимать мятежи.
Что же должно было появиться на месте общины - узкий слой сельских капиталистов или широкие массы процветающих фермеров. Не предполагалось ни того, ни другого. Первого не хотело само правительство. Сосредоточение земли в руках кулаков должно было разорить массу крестьян. Не имея средств пропитания, они хлынули бы в город. Промышленность, до 1910 г. пребывавшая в депрессии, не смогла бы справиться с наплывом рабочей силы в таких масштабах, а наличие массы бездомных и безработных грозило новыми социальными потрясениями. Поэтому правительство дополнило указ, воспретив скупать в пределах одного уезда более шести высших душевых наделов, определенных по реформе 1861 года. По разным губерниям этот предел колебался в размерах от 12 до 18 десятин. Установленный для "крепких хозяев" потолок оказался низким. Что касается превращения нищего российского крестьянства в "процветающее фермерство", то такая возможность исключалась вследствие сохранения помещичьих латифундий. Переселение в Сибирь и продажа земель через Крестьянский банк тоже не решали проблему крестьянского малоземелья. Результатом такой реформы могло стать полное и окончательное утверждение в России помещичье-кулацкого ("прусского") типа капитализма и пауперизация боль шей части сельского населения. Капитализму потребовались бы многие десятилетия для переработки всей этой пауперизированной социальной среды, крайне слабой в производственном и культурном отношении, пораженной аграрным перенаселением.
В реальной жизни из общины выходила в основном беднота, а также некоторые горожане, вспомнившие, что в недавно покинутой деревне у них есть надел, который можно теперь продать. В 1914 г. было продано 60 % площадей чересполосно укрепленных в том году земель. Покупателем земли иногда оказывалось крестьянское общество, и тогда они возвращались в мирской котел. Чаще покупали землю зажиточные крестьяне, которые сами не всегда спешили с выходом из общины. Покупали и другие общинники. В руках одного и того же хозяина оказывались земли и укрепленные, и общественные, что запутывало поземельные отношения. Поскольку столыпинская реформа в целом не разрешила аграрного вопроса и земельное утеснение возрастало, неизбежной была новая волна переделов, которая должна была смести многое из столыпинского наследия.
И действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти прекратившиеся, с 1912 г. возобновились.
На хутора и отруба тоже далеко не всегда выходили "крепкие мужики". Землеустроительные комиссии предпочитали не возиться с отдельными домохозяевами, а разбивать на хутора или отруба все селение. Чтобы добиться от крестьян согласия на разбивку, власти прибегали к бесцеремонным мерам давления. Крестьянин же сопротивлялся не по "темноте своей", как считали власти, а исходя из здравых житейских соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в разных местах, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый - на взгорках.
Получив весь надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Хутора и отруба вообще не обеспечивали подъема агрикультуры, преимущество их перед чересполосной системой хозяйства не доказано. Между тем хутора и отруба считались тогда единственным, причем универсальным средством повышения крестьянской агрикультуры. А альтернативные средства, выдвинутые самой жизнью, подавлялись. Реформа затормозила начавшийся с конца XIX в. переход сельского общества от устарелой трехпольной системы к многопольным севооборотам.
Задерживался и переход на "широкие полосы", при помощи которых крестьяне боролись с чрезмерной "узкополосицей".
В большинстве своем крестьяне заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию в отношении столыпинской реформы, руководствуясь двумя соображениями. Во-первых, и это самое главное, крестьяне не хотели идти против общины, а столыпинская идея о "поддержке сильных" противоречила взгляду крестьянина на жизнь. Он не желал превращаться в полусобственника земли за счет своих соседей. Во-вторых, более свободная политическая атмосфера, возникшая после манифеста 17 октября, открывала перед крестьянством новые возможности экономического развития с помощью кооперативной системы, что более соответствовало интересам крестьянства.
Сельскохозяйственная абстрактность замысла столыпинской аграрной реформы в значительной мере объяснялась, кроме других причин, тем, что ее разрабатывали люди, недостаточно хорошо знавшие деревню.
Несмотря на старания правительства, хутора приживались только в некоторых западных губерниях, включая Псковскую. Отруба, как оказалось, более подошли для губерний северного причерноморья, Северного Кавказа и степного Заволжья. Отсутствие сильных общинных традиций там сочеталось с высшим уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на больших просторах и низким уровнем агрикультуры. В этих условиях переход на отруба прошел безболезненно и быстро принес производственную пользу.
Столыпин очень гордился своей ролью земельного реформатора. Он даже пригласил зарубежных специалистов по аграрному вопросу, чтобы они изучили работу, проделанную им и его правительством в деревне. За 5 лет, с 1907 по 1911г. г.
система крестьянского землепользования претерпела значительные изменения. Немецкий эксперт по аграрному вопросу профессор Ауфхаген позже писал: "Своей земельной реформой Столыпин разжег в деревне пламя гражданской войны. " К 1 января 1916 года из общины в чересполосное укрепление вышло 2 млн. домохозяев. Им принадлежало 14.1 млн. дес. земли. 469 тыс. домохозяев получили удостоверительные акты на 2.8 млн. дес., 1.3 млн. домохозяев перешли к хуторскому и отрубному владению (12.7 млн. десятин) . Эти цифры нельзя механически складывать, т.к. некоторые домохозяева, укрепив наделы, выходили потом на хутора и отруба, а другие шли на хутора и отруба сразу, без промежуточной стадии. По подсчетам ленинградского историка В. С. Дякина, всего из общины вышло около 3 млн. домохозяев, что составляет примерно 1/3 от общей их численности в тех губерниях, где проводилась реформа. Но некоторые из выселенцев фактически давно уже не были домохозяевами, т.к. постоянно жили в городе, а укрепили свой заброшенный надел только для того, чтобы его продать. Другие домохозяева (около 16 %) , продав укрепленный надел, переселились в Сибирь.
Из общественного оборота было изъято 22 % земель.
Значительная их часть пошла в продажу. Иногда землю покупало сельское общество, и она возвращалась в мирской котел.
Бывало, что "мироеды" скупали чересполосные наделы и отдавали их в аренду крестьянам-общинникам. Но последние и сами покупали землю. Владея общинным наделом они, случалось, имели и несколько "укрепленных" полос. Все запутывалось и все получалось совсем не так, как задумало правительство.
Главное же, властям не удалось ни разрушить общину, ни создать устойчивый и достаточно массовый слой крестьян-собственников. Так что можно говорить об общей неудаче столыпинской аграрной реформы.
Одним из вспомогательных средств реформы, ее частью, было переселение. Оно заслуживает положительной оценки, несмотря на все огрехи и недочеты. Переселялась в основном беднота. Всего за 1906-1916 гг. за Урал перебралось более 3 млн. человек, более полумиллиона вернулось назад. Но, несмотря на всю масштабность переселенческого движения, оно не перекрывало естественный прирост крестьянского населения.
Земельное утеснение в деревне возрастало, аграрный вопрос продолжал обостряться.
Оценки реформы В. И. Лениным уточнялись по мере того, как она разворачивалась и становились более зримы ее перспективы В 1907 г. Ленин подчеркивал, что нельзя недооценивать это правительственное мероприятие, что " это вовсе не мираж..., -это - реальность экономического прогресса на почве сохранения помещичьей власти и помещичьих интересов. Это путь невероятно медленный и невероятно мучительный для самых широких масс крестьянства и для пролетариата, но этот путь есть единственно возможный путь для капиталистической России, если не победит крестьянская аграрная революция". (т. 16, с. 266) .
Внимательно наблюдая за обстановкой в России, Ленин уже в 1911 г. подчеркивал, что столыпинский план буржуазного аграрного строя "не вытанцовывается" (т. 20, с. 190) . А в начале 1912 г. Ленин пришел к выводу о бесперспективности столыпинской реформы: "... настоящая голодовка лишний раз подтверждает неуспех правительственной аграрной политики и невозможность обеспечить сколько-нибудь нормальное буржуазное развитие России при направлении ее политики вообще и земельной политики в частности классом крепостников- помещиков, царящих в виде правых партий, и в III Думе и а Государственном совете и в придворных сферах Николая II. "(т. 21, с. 128) . Главный урок столыпинской аграрной реформы, по словам Ленина, состоял в следующем: "Только сами крестьяне могут решить какая форма землепользования и землевладения удобнее в той или иной местности. Всякое вмешательство закона или администрации в свободное распоряжение крестьян землей есть остаток крепостного права. Ничего, кроме вреда для дела, кроме унижения и оскорбления крестьянина от такого вмешательства быть не может". (т. 22, с. 97) .
В качестве аргумента в пользу реформы иногда приводится тот факт, что по сравнению с последним пятилетием XIX века в 1909-1913 гг. вывоз хлеба количественно увеличился в 1.5 раза, а по стоимости - в 2 раза. В 1913г. Россия экспортировала 647.6 млн. пудов.
После окончания революции и до начала первой мировой войны положение в русской деревне заметно улучшилось.
Причинами этому послужили:
- полная отмена с 1907 года выкупных платежей;
- рост мировых цен на зерно - от этого кое-что перепадало и простым крестьянам;
- постепенное сокращение помещичьего землевладения вело к уменьшению кабальных форм эксплуатации;
- отсутствие в этот период сильных неурожаев (за исключением 1911 года) , и даже особенно хорошие урожаи в 1912-1913 годах. Что касается аграрной реформы, то это была настолько широкомасштабная реформа, потребовавшая столь значительной земельной перетряски, что ее положительные результаты никак не могли сказаться в первые же годы.
На душу населения России в те годы производилось столько же хлеба, как в Швеции, Франции, Германии. Но эти страны ввозили хлеб, а России ежегодно экспортировала около 20 % валового сбора зерна. Продолжалась политика "недоедим, но вывезем", начало которой было положено в 1887-1892 годах.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Столыпин не хотел наступления той реакции, которая сейчас связывается с его именем. Он сделал все, что мог для подавления революции. Но после ее окончания он рассчитывал на длительный период эволюционного развития. [4] Его афоризм: "Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России". Под руководством Столыпина была составлена программа реформ, включавшая в себя переустройство местного самоуправления и суда, введение социального страхования для рабочих, распространение земских учреждений на окраины страны, вероисповедные реформы, переход к всеобщему начальному образованию. В своей совокупности они имели бы большее значение, чем аграрная реформа.
Осуществилось из этих реформ немногое: страхование от несчастных случаев, реформа местного суда, кроме того, ввели земство в некоторых регионах. Все остальные реформы еще при жизни Столыпина застряли в Государственном совете - верхней палате российского парламента, а после его смерти они были провалены.
Сразу же после окончания революции 1905-1907 годов события приняли совсем не тот оборот, на который рассчитывал Столыпин. Революция разоблачила царский строй, оттолкнула от него почти все классы. И только класс помещиков в своем огромном большинстве оставался на стороне правящего режима, только на него этот режим мог с уверенностью опереться.
Соответственно возросла зависимость правительства от настроений помещиков. А последние быстро опомнились от страха и решили, что жизнь вошла в прежнюю колею и ничего не нужно в ней менять. Именно помещики развернули шумную кампанию против местных реформ, увидев в них покушение на свои вековые привилегии. Бюрократы старого закала тоже не были довольны столыпинскими нововведениями. С другой стороны, в придворных верхах укрепились реставраторские настроения, разрабатывались разные проекты, имевшие целью ликвидацию Думы, а Столыпин считал, что они обернутся "злостной провокацией и началом новой революции". Клерикалы были недовольны столыпинской политикой веротерпимости и с подозрением относились к проекту введения всеобщего начального образования, ибо в нем упор делался на развитие светской школы. Наконец, и сам царь начинал тяготиться Столыпиным, считая, что он узурпирует его власть. Против Столыпина создалась мощная коалиция. Это классический пример того, как официальное правительство захлестывает реакционная волна.
Как пишет Солженицын [6], правым кругам и внешним сферам Столыпин был нужен для борьбы с революцией, а когда революция отошла, "политика Столыпина стала им всем нетерпима и невозможна". С 1908 года началась систематическая травля Столыпина правыми сначала при попустительстве, а потом и с разрешения Николая.
Столыпин в последний год своей жизни работал над проектом обширных государственных преобразований. Но после его смерти все бумаги, связанные с проектом, исчезли, и долгое время столыпинский проект был окутан пеленой таинственности. Эту завесу несколько приподняли вышедшие в середине XX века воспоминания А. В. Зеньковского, помогавшего Столыпину при составлении проекта. Летом 1911 года Столыпин, отдыхая в Колноберже, дорабатывал свой проект. 28 августа он приехал в Киев на торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. И сразу же стало очевидно, что его дни на высшем государственном посту сочтены. Ему не нашлось места в экипажах, в которых следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не предоставили казенного экипажа, и председателю Совета министров пришлось нанимать извозчика. Положение спас городской голова, уступив Столыпину свой экипаж. По городу поползли слухи о готовящемся покушении на премьера. 26 августа в охранное отделение явился 24-летний киевский житель Д. Г. Богров и заявил, что во время своего недавнего пребывания в Петербурге он встречался с видными эсерами.
Один из них, Николай Яковлевич, предупредил о своем приезде в Киев и попросил помочь с квартирой. Богров - личность малопривлекательная, несмотря на попытки некоторых историков героизировать его. Этот провокатор родился в богатой семье, учился в университете, ездил за границу, играл в карты, за деньги выдавал охранке анархистов, затем решил убить Столыпина - вот и вся жизнь Богрова.
1 сентября 1911 года в киевской опере шла "Сказка о царе Салтане". В ложе находился царь, Столыпин сидел в первом ряду, в 18 ряду - Богров. После второго акта был большой перерыв, царь покинул ложу. Столыпин стоял спиной к сцене, опершись на рампу, и беседовал с министром двора В. Б. Фредериксом и военным министром В. А. Сухомлиновым.
Богров, подойдя к Столыпину на расстояние двух - трех шагов, дважды выстрелил. Одна пуля попала в руку, другая, задев орден на груди, изменила направление и прошла через живот.
Столыпин сначала растерянно вытирал кровь, затем начал оседать на пол. Богров успел дойти до выхода из зала, но всеобщее оцепенение прошло, его схватили и избили. Когда порядок восстановился, зрители вернулись в зал, в ложе появился царь. Хор исполнил "Боже, царя храни". Раненого отправили в клинику. Состояние Столыпина несколько дней было неопределенным. Торжественные мероприятия же продолжались.
Царь однажды побывал в клинике, но к Столыпину не пошел, а своей матери написал, что Ольга Борисовна его не пустила. 5 сентября состояние раненого резко ухудшилось, вечером Столыпин умер.
9 сентября Богров предстал перед Киевским окружным военным судом и 12 сентября по приговору суда был повешен.
Современников удивила эта поспешная расправа.
Существует предположение, что выстрел в Столыпина 1 сентября 1911 года в Киеве не был случайностью. К тому же за несколько месяцев до этого сорвалась попытка заставить Столыпина уйти в отставку. Существуют две версии этого убийства. Первая - советского историка А. Д. Авреха: высокопоставленные жандармы, обеспечивавшие безопасность царя и его свиты во время поездки в Киев, сразу же разгадали намерения Богрова. Но они понимали, что царь и придворная камарилья давно уже тяготились Столыпиным, и решили не мешать Богрову. Наоборот, они давали ему билеты и пропуска на все торжественные мероприятия, где присутствовал Столыпин. Именно от жандармов Богров получил билет в киевскую оперу 1 сентября. Вторая версия - польского историка Л. Базылева, который считал, что охранка, много лет получая информацию от Богрова, привыкла ему доверять и стала жертвой своего доверия, проще говоря, прошляпила.
Столыпина похоронили на территории Киевско-Печерской лавры. На собранные по подписке деньги в Киеве ему был поставлен памятник. После революции памятник был разрушен, а сравнительно недавно, в конце 70-х годов, сравняли с землей и могилу Столыпина.
Столыпин во многом отличался от тех высокопоставленных российских бюрократов, которые занимали руководящие посты до и после него и которых характеризовала безликая консервативность. Он был прекрасным оратором. Его выступления в Думе, образные, полные сарказма, вызывали восторг у публики.
Столыпин умел защищать класс, к которому принадлежал. Так 6 марта 1907 года председатель Совета министров, в частности, говорил: "Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства, но иначе оно должно отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление.
Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич мысли и воли, все они сводятся к двум словам - "руки вверх".
На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием собственной правоты может ответить только двумя словами: 'Не запугаете! '". Столыпин охотно и умело вел диалог с прессой, с представительными учреждениями, с общественностью, и у его оппонентов никогда не возникало впечатления, что они спорят со статуей. Нет, перед ними был живой человек, который понимал их аргументы и выдвигал свои. При этом, однако, Столыпин был очень предрасположен к демагогии - говорил одно, а думал другое.
Поэтому так трудно работать с его речами. Кроме того, при всем своем умении вести диалог с общественностью, Столыпин опирался не на общественность, а на бюрократию и полицейский аппарат, на дворянство. Именно они его и погубили.
И еще одна черта Столыпина, как государственного деятеля: убежденный в правильности своих проектов, он не считал настоятельно необходимым убедить в этом народ, крестьянство, которое, по его мнению, по своей "некультурности" не сознавало собственной пользы. Во всем мире, доказывал он, полезные начинания проводятся при сильнейшем давлении сверху.
Его деятельность не была однозначной. В целом Столыпин был, несомненно, крупным государственным деятелем, но вряд ли особо выдающимся. "У П. А. Столыпина был сильный ум, - писал современник, - но это был какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления, и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью и лукавством". Однако, при всех своих отнюдь не исключительных качествах Столыпин видел все же дальше и глубже, чем царь и помещики. Его судьба определилась тем, что они не захотели иметь "приказчика", превосходившего их по личным качествам.
Столыпина уже не стало, а его предшественник С. Ю. Витте еще действовал. Отставка с поста председателя Совета министров стала для Витте концом политической карьеры. Однако, сидеть, сложа руки, он не собирался и не терял надежды вернуться к власти. Оставались еще такие средства политической борьбы, как трибуна Государственного совета и печать.
С присущей ему энергией Витте использовал их для того, чтобы снять с себя ответственность за происхождение русско-японской войны и революции и вообще представить свою государственную деятельность в выгодном свете.
Витте не терял надежды на возвращение к государственной деятельности до последнего дня своей жизни. В начале первой мировой войны, предсказывая, что она окончится крахом для самодержавия, Витте заявил о готовности взять на себя миротворческую миссию и попытался вступить в переговоры с немцами. Но он уже был смертельно болен и скончался 28 февраля 1915 года. Несмотря на войну, имя бывшего премьера в течение нескольких дней не сходило со страниц газет.
Царская чета встретила известия о смерти Витте, как подарок судьбы. Витте был единственным из министров Николая II, не просто усердно работавшем в тени императорской власти, но вышедшим из этой тени, непомерно возвысившимся в дни своего короткого премьерства. Что бы он не писал и не печатал о русско-японской войне и революции, доказывая свою непричастность к их происхождению, выставляя себя спасителем царской власти, для Николая II события ненавистной ему революции были прежде всего связаны с именем Витте. Царь не мог простить ему унижений, пережитых в трудные дни осени 1905 года, когда Витте вынудил его сделать то, чего он не хотел и что противоречило прочно сложившимся в его сознании представлениям о самодержавной власти. Среди государственных деятелей последних лет существования Российской империи Витте выделялся необычным прагматизмом, граничившим с политиканством. Прагматизм Витте был не только отражением свойств его личности, но и явлением времени. Витте показал себя выдающимся мастером латать расползшийся политический режим, ограждая его от радикального обновления. Он многое сделал для того, чтобы продлить век старой власти, однако был не в силах приспособить отжившую свое систему государственного управления к новым отношениям и институтам и противостоять естественному ходу вещей.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ананьин Б. В., Ганелин Р. Ш. Сергей Юльевич Витте; Вопросы истории № 8,1 990
2. П. Н. Зырянов Петр Аркадьевич Столыпин; Вопросы истории № 6,1990
3. П. Н. Зырянов Столыпин и судьбы крестьянства; Диалог № 12,1990
4. А. Ф. Керенский Россия на историческом повороте; Вопросы истории№ 6 -№ 8,1990
5. В. С. Дякин Когда мы проскочили поворот? ; Знание - сила № 2,1991; Тематическая подборка "Россия начала XX века"
6. В. С. Дякин Был ли шанс у Столыпина? Звезда № 12,1990